Белые раджи

Новая резиденция, прочнее и удобнее первой, возвышалась на левом берегу - на вершине холма. Дом был окружен садом, где Джеймс выращивал арековые пальмы, хлопок, саго и декоративные растения на спускавшемся к реке склоне. Раджа любил устраивать обеды в украшенном туземным и европейским оружием большом зале, где обычно давал аудиенции. Сам он занимал сторону, к которой позднее пристроили крыло, предназначенное для Брука Джонсона и внушительной библиотеки. Там располагалось его жилище - место, где он чувствовал себя счастливым. Он много писал, изливал душу в пространных посланиях, высказывался на политические темы, рассуждал о больших заботах и банальных мелочах, покрывая высоким наклонным почерком страницу за страницей. Переписка его утешала. Друзья Темплер и Крукшенк, зять - преподобный отец Джонсон - и миссис Брук заботились о его реноме в Европе. Эмма передавала ему семейные новости и рассказывала о детях: Брук решил посвятить себя армии, а Чарльзу пошел пятнадцатый год, и он недавно поступил на Королевский флот, дабы служить под командованием дяди Уиллза Джонсона «on the China Station»[35]. Письма Эммы были длинными и обстоятельными.

«...Мы с Фрэнсисом ездили в Лондон уладить кое-какие дела. Темплер по-прежнему напоминает турецкого ичоглана[36] с бровями-ершиками. Но какой он верный друг! Знаешь, кого я видела на Лейдиз-Уок? Мисс Анджелу Бердетт-Кауттс. Она была такая же бледная и угрюмая, вся в черном, и восседала, точно олимпийская богиня, в коляске от Фэрри, запряженной в шахматном порядке четырьмя арабскими рысаками. Ставшая нынче баронессой мисс Букварь получила баснословное наследство от герцога Сент-Олбанского. Она живет то в лондонском дворце на Стрэттон-стрит, то в своем холли-лоджском имении - на вилле со сплошными террасами и зимними садами, построенной на хайгейтских холмах сэром Генри Вейном Темпестом. Она открывает религиозные учреждения в Северной Америке, за что получила прозвище «Мать Англиканской церкви». Но скажу тебе sub rosa[37], дорогой Джеймс, духовенство от ее вмешательства не в восторге. Словом, хоть она и Мать, руки ее беспрестанно добивается золотая молодежь (точнее, молодежь с облезшей позолотой), гарцующая между парком Сент-Джеймс и Пиккадилли...»

В кокосовых пальмах заливалась майна[38], а в комнату Джеймса на мгновение впорхнула бабочка величиной с ладонь - летающий цветок.

На другом конце Резиденции пыхтел над реестрами Чарльз Адэйр Кримбл.

— Раджа оценивает годовой доход Саравака примерно в пять тысяч фунтов стерлингов. Не знаю, откуда он получил эту цифру.

— Уверяю вас, он и сам этого не знает, - вздохнул Уильямсон.

— Он получил ее, - сказал Маккензи, - сложив фунты и доллары, прибавив актив к пассиву и умножив квадрат суммы на количество эпакт[39].

— Раджа подводит баланс на глазок, исходя из своих наиболее оптимистичных прогнозов. Он - поэт.

— Увы... Он выписывает векселя на свое личное состояние, которого при таких темпах надолго не хватит.

— Согласно точным цифрам, которыми я располагаю, - сказал Кримбл, - общий доход страны сводится к нескольким сотням буасо[40] риса, незначительной прибыли с продажи опиума и чистым барышам с олова - признаться, довольно скромным.

Несмотря на многочисленные поездки по Сараваку, Джеймс, похоже, осознавал, что джунгли, горы и болота непригодны для широкого сельскохозяйственного использования, о котором он мечтал. Он заново открыл сантахские алмазные рудники и уже через несколько недель после введения в эксплуатацию с радостью отослал матери большой алмаз «Брук». Им оказался белый топаз, подсунутый радже старшим мастером - хитрющим старым китайцем-мусульманином. Алмазы с рудника были желтые, мутные и крохотные. Миссис Брук крайне удивилась и захотела оправить камень, но затем подумала, что ни один ювелир, наверное, не оценит по достоинству столь редкостный и несравненный брильянт.

Хотя Джеймс порой обманывался, принимая топазы за брильянты, он все-таки понимал, что за два-три года не добьешься процветания государства. Стремясь к независимости, но сталкиваясь с каждодневными превратностями, он выступал единоличным правителем Саравака и считался с необходимостью передать его Англии или же предоставить какой-нибудь компании, основанной специально для сохранения непрерывного управления. Он нанял лондонского агента, мистера Генри Уайза из фирмы «Мелвилл, Уайз и Ко.», полагая, что этот человек особенно заинтересован в его карьере, тогда как на самом деле Уайз стремился прежде всего к личному продвижению в рамках собственного мандата. К тому же он был деятелен, смышлен и умел втираться в доверие к властям.