Он внезапно открыл дверь, выглянул в коридор, снова сел и, помолчав, заговорил громко и внятно:
— Да, я давно говорил вам, что у этого певца редкостный голос. Я слышал его в первый раз в роли князя Галицкого. Нет, слух меня никогда еще не подводил. Конечно, надо вас поздравить. Это исторический поворот… в вашем музыкальном образовании. Но радуюсь ли я за вас? Вот вы пренебрегаете некоторыми моими советами…
— Чудеса! — Дмитрий Алексеевич не слышал его. — Снип-снап-снурре! — и пошел по комнате, прищелкивая каблуками.
— Я заметил — у вас получается то плюс, то минус, — заговорил старик с грустью. — Как и у меня было. И маятник все время раскачивается. Все больше и больше. Сейчас у вас начинается какой-то громадный плюс. Я бы просил вас не играть с этим…
— Колдун!
— Ребенок!
— Колдун!
— Ребенок! Если потом дело покатится в сторону такого же минуса… Поняли? Лучше остановите маятник, как это сделал некто поопытнее вас. Если у вас кончится катастрофой, этого я уже не выдержу. Поверьте мне, что все это — пустое. Отойдите вовремя, Дмитрий Алексеевич, а?
— Не верю! — сказал Дмитрий Алексеевич. — Поплыву в неизвестные моря, как Магеллан!
Весь следующий день Дмитрий Алексеевич, сидя в институте за своим столом, ждал дальнейших событий. Душная, предгрозовая теплынь заставила всех конструкторов приумолкнуть. Пиджаки висели на спинках стульев, на подоконниках выстроились граненые стаканы и пустые бутылки из-под лимонада. Радостная лихорадка тревожила Дмитрия Алексеевича. Он жил от одного телефонного звонка до другого, но телефон звенел не для него.
В пять часов, незадолго до конца занятий, через открытую дверь из коридора проплыл Вадя Невраев, весь словно бы выцветший на июльском солнце. Светло-серый пиджак висел на одном его плече, голубая тенниска была расстегнута настолько, что можно было увидеть малиновую розовость обожженного солнцем тела.
— Кто здесь будет товарищ Лопаткин? — чуть слышно спросил Вадя. — Гражданин, вы будете товарищ Лопаткин? Можно с вами познакомиться?
— Я с вами познакомился лет пять назад, — сказал Дмитрий Алексеевич. — Не помните?
— Что-то не помню. Не хотите же вы сказать, что знакомство наше началось с тех неприятных бумаг, которые я исполнял… Вы
Вместо ответа Дмитрий Алексеевич хлопнул его по плечу, и Вадя упал на стул. Нельзя было сердиться на этого человека!
— Эта рука прикасалась и к добрым делам, — убитым голосом оправдывался Вадя. — Вам известна такая статья: «Шире дорогу новаторам»? Там тоже стояло «исп. Невраев». Редактор, к сожалению, вычеркнул… И сейчас у меня серьезные намерения, Дмитрий Алексеевич. Я пришел попенять вам на то, что вы забросили общественную работу, уклоняетесь от коллективных мероприятий…
— От каких мероприятий? — Дмитрий Алексеевич опять доверился его простой улыбке. Его предупреждали уже не раз, что Вадя — барометр министерства, но ничего не поделаешь — ему было приятно смотреть в эти ясные глаза, выдающие бесхитростную дружбу.
— Я хотел написать по этому поводу в стенгазету, — продолжал Вадя, словно умирая от жары, — но решил ограничиться личным контактом. Дмитрий Алексеевич, — он понизил голос, — если вы сию минуту не отправитесь со мной…
— На уголок не пойду, — сказал Дмитрий Алексеевич, смеясь. — Жара. Разве вы не видите?
— Я ее вижу, — серьезно сказал Вадя. — Поэтому я вас приглашаю купаться в Химки.
— Не могу и в Химки. Я сейчас должен находиться здесь. Вы же знаете мое положение — осталось три дня, и Шутиков закроет лавку…
Дмитрий Алексеевич здесь схитрил и тут же увидел, как заработал в министерском барометре его загадочный механизм.
— Вам опасно сидеть сейчас около телефона, — сказал Вадя чуть слышно, — вас могут неожиданно убить какой-нибудь новостью.
«Неужели знает?» — подумал Дмитрий Алексеевич.
— Ну, новостью меня не прошибешь, — сказал он. — Сам черт не придумает такой пакости, чтобы меня испугать.
— Зачем пугать? Можно и обрадовать! К этому вы, по-моему, еще не привыкли… Лучше пойдем, Дима…
— Нет, давайте так: я вам позвоню завтра, и мы…
— Ну смотрите. Значит, вы хотите все-таки остаться у телефона? Если что будет — помните, я вас предупредил.
Он собрался уйти, но Дмитрий Алексеевич поймал его за пиджак.
— Идите-ка сюда. Скажите мне что-нибудь путное.
— Путное? Я познакомился на пляже с одним очень интересным ребенком. Если поедете со мной, могу показать.
— Нет, вы мне отчетливо что-нибудь скажите. О чем вы меня предупреждаете?
— Ничего не знаю. Тренируйте волю.
— Хорошо. А откуда вы узнали, что я должен быть готов к новостям?
— Для этого надо обладать искусством своего мастерства, как говорит один нам известный доктор наук.