Белые одежды. Не хлебом единым

— Возьми теперь счетно-решающую машину. Она тебе выдает результат своей деятельности. А чувствует она, что она делает? Например, я, кроме того, что я выдаю продукт мышления, еще чувствую. Я бываю доволен продуктом. Или неудовлетворен. Скажем, играю в шашки… Мой мозг выдает комбинацию. Хочешь, попробуем, а? Посажу тебя в калошу, лучше не садись со мной… И при этом я бываю доволен своей выдумкой, потираю руки. То есть процесс настолько далеко зашел, что уже начал действовать в обратном направлении. Вот я тебе гипотезу даю, можешь смеяться. Слушай внимательно. Положи кость, ты ее сосешь машинально.

— Слушаю, слушаю, — сказал нехотя Назар.

— Вот это запомни: счетно-решающее устройство, запрограммированное на игру в шашки, переживает волнение игрока. Во всех механизмах, созданных человеком… который творит, как и природа… копирует процессы с природы… В любом механизме, как только он заработает, возникает чувство отношения к этой работе. Пропорционально сложности. Это я тебе твердо… Станок работающий… Когда сломается резец, каждый токарь знает: машина прямо завывает от злости. Только не матерится. Где, спросишь ты, машина волнуется? А там же, где и решает свою задачу. Как и человек. Через сто лет наука даст подтверждение моей галиматье. А сегодня разрешаю всем, кто хочет, надо мной смеяться. А я послушаю.

И, высказав это, сверкнув жестяными глазами, академик принялся нервно разрезать на тарелке уже осторожно подсунутые ему официанткой голубцы.

— Клава, и ему такое подай, — гагакнул ей старик, указав ножом на Федора Ивановича.

«Он маскируется! — горячо зашептал в неведомых глубинах отдаленный голос. — Он не хочет, чтобы его считали убийцей одареннейших людей, работавших на свой народ, украшавших его. Согласен быть чудаком. Потому и об „Идиоте“ заговорил. С идиота спрос другой».

— Послушайте теперь меня, — тихо заговорил Федор Иванович. И даже слегка навалился на старика, чтоб никто не слышал. Он чувствовал его искусно скрытое страдание. — Кассиан Дамианович… Ну зачем вы говорите все это? Ведь они все понимают. Это так похоже на одну вещь… И не один ведь я почувствовал сходство… Знаете, что я вспомнил? В связи со сказанным… Был процесс несколько лет назад. В газетах писали. Судили убийцу. Всего-то одного человека на тот свет отправил. Только одного. По-моему, на Севере где-то…

— Ну и что? — Академик посмотрел с угрюмым подозрением. — Я помню этот процесс… Догадываюсь, что дальше скажешь. Договаривай…

— На процессе он всех удивил. Симулировать начал. Сумасшествие. Даже стал на четвереньки, прямо в суде. И даже, понимаете… даже залаял…

Академик съел кусок голубца и, отпив из стакана минеральной воды, тускло и долго смотрел на Федора Ивановича.

— Я понимаю, что ты это из благих побуждений… — интимно задудел он почти одним как бы посвежевшим носом. — И поэтому тебе, как с-сатане… который около моей души все время хлопочет… Начал еще, когда спину мне тер… Думаешь, забыл? Который знает мои мысли… Мог бы, конечно, и не признаваться. Но для полноты мистики, Федька, признаюсь тебе: понял я твой гениальный намек. Даже предвидел. Ждал. Только не утешайся мыслью, что я от этого страдаю. Видишь, сказал тебе это и спокойно кушаю. И ты не страдай. Кушай что тебе подали. Проснись, дурачок, уже подали тебе. Будем оба кушать — мы ж философы…

И Федор Иванович, не чувствуя своих рук, взял нож и вилку. Автоматически стал «кушать» свой голубец.

— Этого ничего не было, запомни, Федя, — сказал старик, спокойно жуя. — Того, на что ты тут намекекекиваешь. И самого твоего мекеке — тоже не было. И что говорю тебе сейчас — и этого нет. Было бы, если бы попало в мозги людей. Если бы таких людей было много. Чтобы мнение создалось. Чтобы началась его, мнения, самостоятельная жизнь.

— Их много! — закричал шепотом Федор Иванович.

— Эти не считаются, про кого ты. Там мозгов нет. Это кабачковая икра. А если в мозгах нет — считай, что совсем и не было. А что в твоих персональных мозгах застряло, так это я как-нибудь переживу. Я ж привык тебе в глаза смотреть. В твои хитрые, как у енота, сообразительные глазки. Тебе одному все равно не поверят. А потом, я ж тебя знаю. Ты ж интеллихэнт, Федька! Раз сказал мне все это — значит уже удовлетворился. Дальше не понесешь. Скукота же — ходить от человека к человеку и повторять одно и то же. И люди таких не любят… распространителей. Не-е, все останется дома…

— Кассиан Дамианович… Почему вы с вашими способностями так свободно мыслить… почему вы не займетесь настоящей наукой?

— Хых-х!.. Настоящей… А у меня какая? Поддельная?

— Это я вам серьезно… Я бы тогда пошел к вам в сотрудники. Мы бы не теряли время на превращение березы в ольху. Озимой пшеницы в яровую. Овса в овсюг. Потому что знали бы, что возможно, а что — нет.