Белые одежды. Не хлебом единым

Ему не хотелось бить этого человека, так неосторожно подставившего себя под удар. «А имею я право бить за это? — вдруг спросил он себя. — Ведь это должны были проделать мы, прежде чем громогласно заявлять…» Он то и дело принимался изучать Стригалева с растущим болезненным интересом. Лицо Ивана Ильича было подернуто желтизной худосочия, кое-где были заметны фиолетовые пятна заживших чирьев — как потухшие вулканы, а один — около кадыка, — похоже, действовал, был залеплен марлевым кружком.

Стригалев продолжал докладывать:

— Очень эффективен метод предварительного воспитания обоих родителей на одних и тех же подвоях…

Услышав знакомое слово «воспитание», мичуринец Цвях закивал головой.

— Мы взяли взрослые, уже цветущие растения томатов — сорт «Бизон». На одни из них прививались молодые сеянцы картошки культурных сортов, а на другие — сеянцы дикарей. Когда зацвели — скрещивали дикие привои с культурными. Процент удачи скрещиваний доходил до ста… Здесь, вы видите, дикарь завязал ягоды. Видимо, томат расшатывает наследственную основу…

Цвях опять кивнул несколько раз. «Расшатывание», «наследственная основа» — это было хорошо знакомо ему.

На языке Федора Ивановича вертелся убийственный вопрос: первый эксперимент отрицает связь между подвоем и привоем, а второй подтверждает — как понять? «Не будем вдаваться в такие тонкости», — сказал он себе. Все двинулись дальше вдоль стеллажа, останавливаясь около каждого нового ящика или горшка. Комиссия в молчании осмотрела стебли табака и петунии, привитые на картофеле. Федор Иванович не стал подкапывать, он знал уже: и там были клубни. Здесь под мичуринской маской зрел хороший «финичек» для академика Рядно. Правда, все зависит от того, как подать. Но подавай не подавай, а дело сделано чисто, сама природа говорит в их пользу.

— И тут уже ягоды завязались, — рассеянно сказал Федор Иванович, остановившись перед какой-то очередной прививкой.

— Это Сашины работы, — заметил Стригалев. Высокий, он говорил как будто под самым коньком оранжереи. — Давай, Саша, докладывай.

Из группы аспирантов выступил красивый юноша, почти отрок, с узким лицом и прямыми, соломенного цвета волосами, словно бы причесанный старинным деревянным гребнем.

— Здесь мы прививали картофель на черный паслен и на белену, — сказал он, поднимая на Федора Ивановича смелые серые глаза. — С той же целью — расшатывание наследственной основы. Прививки, по-моему, хорошо удались…

— Это наш Саша Жуков, — заметил Стригалев, кладя ему руку на плечо. — Наш активист. Студент четвертого курса. Папа у него знаменитый сталевар. Ударник.

— Где же это ты, сынок, так набазурился прививать? — спросил Цвях.

Все заулыбались.

— У Ивана Ильича набазурился, — ответил Саша.

— Хорошо бы исследовать эти ягоды на гиосциамин, — сказал Федор Иванович. — Ведь у белены все части содержат этот алкалоид. По нашей теории, он должен быть и в этих ягодах…

Саша оглянулся на Стригалева.

— Ну, раз теория… — сказал тот, встретившись взглядом с московским ревизором, от которого ничего не скрыть.

«Не зря Касьян к нему прицепился», — подумал Федор Иванович. Сильно обеспокоенный, он осматривал выставленные перед ним растения, читая по ним всю потайную и хитроумную тактику несдавшегося борца. И только кивал, одобряя хорошо, чисто выполненные прививки и как бы не замечая подвоха. Один только раз он как бы проснулся, услышав знакомую фамилию.

— Шамкова, — прозвучал около него глубокий, крадущийся голос. Потом протяжный вздох. — Анжела… — Как будто с ним знакомились на танцах.

— Пожалуйста, что у вас? — кратко сказал он, бросив на нее мгновенный острый взгляд.

Она была крупная, с маленькой головой, туго обтянутой желто-белыми волосами, красный перстень горел на нежнейших пальцах с бледным маникюром. «Как же ты копаешься в земле?» — подумал Федор Иванович. Он бегло осмотрел какие-то выращенные ею гибриды, отметил в блокноте, что работа дельная, бьет в ту же точку, что и остальные, и перешел дальше.

Здесь, выставив, как на рынке, плоды своей работы, стояла Елена Владимировна — в халатике и в очках.

— Что продаетя? — спросил Цвях, подходя.

— Пожалуйста, — сказала она с легким поклоном и подвинула вперед несколько горшков. — Продаем картошку. Вот дикари «Солянум пунэ», «Солянум гибберулезум» и «Солянум Шиккии». Все привиты на томаты, у всех завязались ягоды от пыльцы культурных сортов.

— Интересный товар, — сказал Цвях.

— Ну как с катапультой? — спросила она, прямо взглянув на Федора Ивановича.

Он отвечал с прохладным и проницательным взглядом тициановского Христа, которому фарисей предложил динарий:

— Катапульта — хорошее средство для выхода из аварийной ситуации.

— Он вчера говорил мне это слово, — сказал Цвях.

— Он всем его говорит, — заметила она.

— Сами прививаете? — спросил Федор Иванович.

— Вот этими инструментами. — Она показала маленькие, почти детские руки с корявыми ноготками земледельца. Федор Иванович вспомнил руки Анжелы Шамковой. Да, природа не зря трудилась, создавая руки, и целью ее был не только хватательный инструмент, но и сигнализатор, как сказал бы технарь.