Белые одежды. Не хлебом единым

– Ну что, пойдем? – спросила она.

– Куда?

– Как – куда? В загс!

Они бегом полетели одеваться, выбежали, как школьники на перемену, из домика на чуть подмерзшую грязь. Лена была в коротеньком – выше колен – каракулевом пальто – бабушка перешила для нее свое – и в тонком шерстяном платке цвета жирного красного борща, посыпанного мелкой зеленью. Федор Иванович хотел покрепче схватить ее под руку, но по ее лицу, рукам тут же пробежал строгий иероглиф: «Подождем с обнародованием наших отношений». И молча пошли рядом.

– Значит, бабушка разрешила? – спросил он.

– Бабушка приказала! Бабушка мне выговор закатила за тебя! Строго велела немедленно жениться!

Пройдя через парк, они зашли к Федору Ивановичу за паспортом и быстро, весело зашагали через поле, по Советской улице и переулкам – и к райисполкому. Лена уже знала весь путь. Проведя его по длинному коридору первого этажа, сказала: «Вот здесь», и они умолкли перед запертой дверью, на которой была приколота бумажка: «15 и 16 апреля отдел не работает».

– Ну и ладно, – сказала она, помолчав. – Ну и пусть.

– Отложим? – тихо спросил он.

– Нет, зачем… Пойдем жить ко мне. Там все готово.

– А бабушка?

– Бабушка вчера благословила меня и уехала в другой город. А потом она осторожно вернется.

И они неторопливо побрели обратно. Оба чувствовали некоторое беспокойство. Сунув руку глубоко в карман его пальто, Лена то и дело толкала его, толкала и притягивала, держась за этот карман.

– Жениться официально нам нельзя, – вдруг загадочно проговорила она. – Нельзя жениться. Ты мне не веришь.

«Да, – подумал Федор Иванович. – Нет, не „не верю“, а знаю, что у тебя есть какая-то начиночка». И промолчал в ответ на ее вынуждающее молчание.

– Во-от. Нельзя. А что мы идем ко мне – это я беру целиком на себя.

И, посмотрев на него, она кивнула выразительно: «Понимай как хочешь». Он не сказал ничего.

– Что загс? – Она толкнула его и притянула. – Тебе я, конечно, тоже не верю. Я знаю, что ты – Федор Иванович. И беру тебя без гарантий закона. Беритя и вы меня безо всяких гарантий. Беретя? Что это у вас? – Она достала из его кармана картонный коробок.

– Скрепки, – сказал он.

Она повертела в руке коробок, как будто не видя его, и положила обратно.

С того момента, как он вспомнил про эти скрепки, какая-то гадость опять засела в нем, отнимая волю.

– Ты какой-то торжественный. – Она приблизила к нему свои большие очки. За стеклами плавала, льнула к нему ее душа.

Сегодня что-то должно было произойти. «Нет, пусть, пусть будет ясность, – оправдывал он себя. – Объяснимся, войдем в рай чистыми».

– В какой рай? О чем ты?

Оказывается, он говорил вслух.

– Надо, наверно, ко мне сходить за вещами, – сказал Федор Иванович, когда они прошли через арку под спасательным кругом. Он пытался остановить время, влекущее его к неизвестному концу.

– Успеем, – ответила она. – У меня все есть.

– Может, купим что-нибудь?

– Все куплено. Ты боишься?

Они вошли в лифт, и, пока кабина медленно плыла на четвертый этаж, обе руки Лены успели залезть к нему в пальто, обняли его за плечи.

Квартира номер 47. Дверь никак не отпиралась. Потому что Лена все время смотрела на него. Наконец отперлась.

– Это вот тебе, – сказала Лена, подавая ему новые малиновые тапки. – Это я купила.

Стол в первой комнате был торжественно накрыт для двоих. Чернела бутылка. В овальном блюде что-то горбилось под крахмальной салфеткой.

– Это я бегала днем накрывать. Для нас с тобой.

Во второй комнате рядышком стояли две кровати, застеленные голубыми пикейными покрывалами. Изголовьями к дальней стене. А по сторонам – по тумбочке.

– Нравится? – спросила Лена, забираясь под его руку. – Это мы с бабушкой тут…

– А мухи где?

– Ты разве не видел? Они в той комнате. Между окнами.

– Ага…

– Ну что теперь будем делать?

– Наверно, я пойду умоюсь как следует…

– Пойдем. Вот сюда. Можешь сначала зайти и в эту дверь. Не желаешь? А здесь у нас ванная. Газ открывается вот так. Ты полезешь в ванну? Это твое полотенце. А это твой халат. Бабушкин подарок…

Халат был малиновый, мохнатый. В точности как у Кондакова, только новый.

Из ванной он вышел, почти дважды обернутый этим халатом. И сейчас же туда скользнула Лена, сделала ему таинственные глаза и захлопнула дверь.

Тянулись минуты. Окна уже стали сиреневыми. Он зажег свет в обеих комнатах. Потом он вспомнил и, достав из своего пальто коробок со скрепками, отнес его в ту комнату, где чисто голубели под покрывалами два ложа. Нет, у него не хватило духу рисовать на коробке собачку по совету Кеши Кондакова. Но не было сил и отказаться от замысла. Невыносимые воспоминания зашевелились в нем, и он, с ненавистью взглянув на коробок, положил его на трехногий столик у двери – на самом виду. «Сейчас ты получишь сигнал оттуда, – подумал он. – От твоего того общества».

Вскоре хлопнула дверь ванной, и в комнату, где был накрыт стол, вошла порозовевшая Лена в узко подпоясанном лиловом мелкокрапчатом халатике с белыми кантами.

– Давай питаться. Садись во главе стола. Привыкай к положению главы семьи. Как ты думаешь, будем пить вино?

– Может быть, выпьем по рюмке?..