Белые лодьи

Жутко-хищное промелькнуло и в глазах Бука, и, если бы рядом не находилась его мать, он бы наверняка бросился на зверя, но что-то остановило его. Волк по-прежнему стоял в злобной настороженности, готовый к атаке. И тогда Бук взглянул на мать, как бы прощаясь, и бесстрашно повернул назад.

Конечно же, дома от хозяина он получил трепку за то, что ослушался. Потом, когда Доброслав примерял на него панцирь, Бук то и дело заглядывал ему в глаза, как бы говоря, что не мог поступить иначе, что желание повидаться с матерью было выше его сил…

— Ну ладно, ладно, — примиряюще сказал Клуд, понимая, что случилось из ряда вон выходящее, если уж Бук пошел на нарушение его приказа. — Эх, если бы ты, Бук, умел говорить… Хорошо, давай ешь, — Доброслав кинул ему кусок мяса, — и пойдем к Родославу.

Старый-старый человек среди поруганных богов… Слезятся выцветшие глаза твои, на исхудалом лице вздрагивает дряблая кожа, и борода не лежит, как белый плат, на груди, а жалкими клочьями колышется под ветерком около тонкой шеи.

Днем еще ничего, терпится, — светит Ярило, и тогда вырубленные из березы лица маленьких богов, кажется, улыбаются. А вон у того, в которого когда-то впились с десяток хазарских стрел, возле правого уха проросла зеленая веточка, отчего он видится живым и здоровым.

Ночью же на Родослава наваливаются зловещие мысли, и тогда снова возникают в памяти жуткие звуки: крики и стоны умирающих, топот черных хазарских коней, нахрапистое ржание их, визг женщин, и видение — священная лодья, в которой простирает руки к солнцу его дочка Мерцана. И она, как уголек в прогоревшем костре, радостно померцала перед очами Родослава и погасла… «Где ты? И мерцаешь ли?..»

После такого видения Родославу не хотелось жить… Он уже два раза топился, но всякий раз, когда он погружался в воду реки, резвые струи выносили его на берег, уже наполовину захлебнувшегося… Нет, видимо, Световид не хочет кощунственной смерти своего жреца. Значит, не так уж он виноват перед богами и поселянами…

Успокаивался к утру Родослав, а тут уж наступал день. Так и жил…

К нему приходили люди, приходил с огромной собакой Доброслав, приносили еду, подправляли его жилище, подновляли капище, но уже не те это были боги, не те жертвоприношения!.. Родослав знал, что теперь поселяне больше ездят на кумирню Белбога к Черному озеру. Знал и не сердился…

Сейчас он сидел, закутавшись в бараний тулуп, — стояла осень, было холодно, — держал между коленями свой жреческий жезл, вырезанный из орехового молодого дерева, с золотым набалдашником и нежно гладил его заскорузлыми, скрюченными пальцами — думал над приснившимся сегодня сном…

Будто он, молодой и красивый Родослав, чернобородый жрец Световида и богини Лады, стоит посреди просторного поля, а над ним ярко светит двурогий месяц; тень от фигуры Родослава пролегла далеко-далеко, доставая головой черты, где сходятся земля к небо… Оттого-то и тревожно Родославу, будто тень его заглядывает в самую Душу мира[83]. И тогда на эту черту стал смотреть он с надеждой: оттуда должны брызнуть яркие лучи, но их нет вот уже несколько дней и ночей… Напрасно ждет Ярилу жрец, только бледным светом двурогого наполняется все существо Родослава, — и тогда ему становится жутко. И вдруг он увидел всадника на белом коне. «Никак, сам Световид?» — подумал Родослав. И точно.

И сказал бог:

— Мой верный жрец, отдай свой жезл Доброславу. Он сегодня придет к тебе… И не смотри более на черту, которая отделяет землю от неба, не волнуй свое старое сердце… Утешься: жива твоя дочь, и с помощью жезла ее найдет Клуд.

Проснулся старик. Весь в поту. А потом члены его сковал холод. И вот наступил вечер, и жрец стал ждать Доброслава. Знал, что придет.

Открылась дверь жилища, и, заслоняя собою свет, на пороге возник Клуд; между правой его ногой и дверным косяком протиснулся Бук, кинулся к старику. Тот запустил пальцы в теплую шерсть, прижался щекой к ней.

— Хо-р-р-о-о-ший пес! — протянул восхищенно.

— Приветствую тебя, Родослав, — поднес ладонь к сердцу Клуд, — да продлятся годы жизни твоей.

— Э-хе-хе, — покряхтел жрец, вставая. — На что они мне?! — И вдруг вцепился руками в плечо Доброслава и затряс головой. — Эти годы нужны тебе. Да… Да… Ты возьми этот жезл. Возьми и сядь, а я расскажу тебе сон.

И рассказал.