Белые лодьи

«Может, опять кого придавило…» — подумал Клуд подошел к глиняному ковшу, висевшему у двери на ремне, наклонил, плеснул в лицо водой и пригладил рукой бороду, снова прислушался к отдаленному гулу.

Несколько дней назад возвращался он вместе с Букой от тиуна[2], у которого лечил травами сынишку. Собака забеспокоилась, когда проходили ущелье, где случился снежный обвал. Она вопрошающе посмотрела на хозяина и, увидев его разрешающий взгляд, бросилась вперед и стала разрывать снег. Уже вечерело. Звезды высыпали на небе. Было их много, и они низко висели над крымскими горами. Доброслав взирал на звезды и ощущал роговицей глаз их зеленый холод, боялся пошевелить рукою, чтоб ненароком не показать на них пальцем: указывая на звезду пальцем, можно повредить живущим людям… Ведь о падающей звезде говорят: «Чья-то душа покатилась».

Вон их сколько! И среди них есть звезды людей, которых откапывает Бука. А то, что были именно они под снегом, Клуд знал по поведению своей собаки.

«Пусть живут», — внимал небу Доброслав Клуд.

И видимо, мольба русского смерда достигла необъятных высот, оттого и выкопала Бука из снега людей живыми.

Ими оказались два пастуха.

Клуд привел их домой, напоил травяным отваром, и к утру они, кланяясь в пояс хозяину, разошлись по своим жилищам.

…А голодная Бука все скулила и скулила, гремела цепью. Тогда Клуд открыл амбар, достал кусок копченой поросятины и вышел на улицу.

Так же, как и тогда, когда выкопала Бука из снега людей, ярко и низко светились звезды. С низин тянуло холодом, сыростью, но уже чувствовалось приближение весны; что-то оттаивающее витало в воздухе.

Почуяв запах мяса, Бука забыла свои обиды, завиляла хвостом и покорно дала хозяину приблизиться к себе. Клуд быстро укоротил цепь и положил кусок мяса на землю. Бука кинулась к нему, чтобы схватить, но укороченная цепь впилась ей в горло, из пасти собаки потекла кровавая пена. Бука закатила глаза и упала в рыхлый снег. Через минуту-другую встала и почти завыла по-волчьи…

Христиане, заслышав этот вой, перекрестились, а русские смерды перед деревянным идолом Велеса, покровителя скота и животных, зажгли светильники…

Теперь с вечеру Клуд клал перед собакой кусок поросятины, а утром убирал его. Для собаки было страшным мучением чуять запах мяса, которого не достать. Раньше Бука рвалась к нему, неистовствуя до кровавой на губах пены, заходилась в лае и вое. Сейчас стала хитрить: ждала наступления темноты, экономя силы, чтобы, как только заснет хозяин, бесшумно кинуться в сторону и оборвать цепь. А потом с жадностью схватить этот кусок и рвать его, терзать на части. И глотать, глотать…

Но Клуд разгадал хитрость. И как только видел, что Бука начинала метаться, тут же убирал мясо.

Запах тогда уже не раздражал собаку, но от этого тоже было не легче: кусок мяса, лежащий рядом, еще вселял в Буку надежду на то, что она все-таки овладеет им, а когда он исчезал, эта надежда пропадала совсем… И снова округу оглашал жуткий вой, похожий на волчий.

И как-то в полдень к Клуду явились откопанные Букой из снега пастухи. Они пришли бить его, когда узнали, что он жестоко мучает их спасительницу.

Пастухи держали в руках только палки. Поэтому Клуд сорвал со стены избы шестопер и пошел на них. Лицо его побагровело, стало бешеным, на волосатых руках вздулись жилы. Отчаянность, с которой бросился Доброслав Клуд в драку, испугала пастухов, и они оставили его в покое.

По дороге говорили меж собой:

— И вправду люди сказывают, что колдун он… Ну его к лешему! Жаль собаку. Да что поделаешь?! Может, пожаловаться на него протосфарию?

— Э-э, куда хватил! До протосфария как до небес… Пожаловаться — так кому бы попроще…

— А если тиуну?

— Тиуну? Ромею?![3] Только я слышал — Клуд у него вроде знахаря: от болезней всех его домашних травами лечит… Погонит нас. Лучше бы, конечно, протосфарию…

— Сам же говоришь, что до него как до небес.

— То-то и оно…

Стратиг (начальник) византийской фемы[4] в Крыму, протосфарий не был полновластным хозяином этих русских смердов, на землях которого они проживали, работали на него и соблюдали его законы. Они считались людьми вольными, открыто поклонялись своим языческим богам — Перуну, Велесу, Световиду, Мокош, Даждьбогу, — но покинуть фему не имели права.

В начале девятого века, во времена правления византийского императора (василевса) Феофила, хазарский каган Иосиф призвал к себе строителей из Константинополя. Они прибыли во главе со спафарокандидатом Петроной Каматирой. На Танаисе[5] в 833 году была построена крепость Саркел, прикрывшая Хазарию от набегов печенегов.

На обратном пути из Хазарии Петрона побывал в византийских владениях в Крыму и увидел там некоторые неустройства. По возвращении он поведал о них василевсу и предложил учинить в Херсонесе фему. И первым ее стратигом был назначен Петрона Каматира, получивший титул протосфария.