Белые люди

– Да ни про кого,– Максим Владимирович уже успел пробежаться взглядом по камерам и понять, что таинственное белое пятно в виде человека уже исчезло. Молчанов открыл дверь и вышел из мониторной. Спускаясь, он размышлял о странных вещах, которые с ним начали происходить. И самым странным было то, что Молчанов даже не мог решить, какая странность смущает его больше – сверхъестественные люди или появление (страшно сказать) подруги.

Лера Аглицкая проявляла в отношении Молчанова свою бесконечную инициативу. При этом девушка каждый раз подчёркивала, что они только друзья и на нечто большее Лера подписываться не будет. Максим Владимирович не знал, как относиться к её рассказам о вдохновляющих вещах. Аглицкую восхищала архитектура Питера, лошади и книги некоего Кирилла Схимника. Обо всём этом Лера с воодушевлением вещала Молчанову, притом что ему в какой-то момент даже стало интересно, чем же так цепляют книги Кирилла Схимника, какой район Питера лучше подходит для жизни и как верховая езда влияет на правильную осанку. Аглицкая была только рада поделиться подобной информацией. И что эта шикарная девушка нашла в Молчанове? Он же никуда не годится как друг – сидит целыми днями на работе, потом спит дома, музыку не слушает, книг не читает, в кино не ходит. Когда Лера узнала обо всём этом, то пришла в ужас. А после того как Максим Владимирович сообщил, что у него даже компьютера нет, Аглицкая и вовсе чуть не расплакалась. Молчанов поражался её терпению и интересу к его персоне. Для самого себя Максим Владимирович казался тотально неинтересной личностью. Собственно, так и было. Лера говорила, что во всей судьбе Молчанова есть какой-то трагизм, какая-то мистика. И это было интересно.

Между тем, за подобными мыслями Максим Владимирович проехал весь эскалатор и направился прямо к художнику. Предстоял нелёгкий разговор. Нормальный человек уже придумал бы, что сказать этому коренастому, плотненькому дедушке с густыми седыми волосами. Но Молчанов – это Молчанов. Он просто подошёл к художнику и похлопал по плечу. Тот обернулся. Лицо у старика было на редкость добрым. Обрамлённое аккуратной бородой и пушистыми усами, его лицо демонстрировало правильный прямой нос, маленькие глаза с сетью морщин в уголках и потрескавшуюся нижнюю губу. Лоб у живописца оказался также испещрён морщинами. Сейчас брови старика были сосредоточенно нахмурены, и он непонимающе глядел на Молчанова.

– Вы не могли бы уйти? Вы мешаете людям ходить,– сухо сказал Максим Владимирович.

– Так мне же совсем чуть-чуть осталось!– грустно воскликнул старичок. Молчанов бросил взгляд на его картину. Станция на самом деле смотрелась как вживую. Но на завершение полотна явно требовалось ещё много времени.

– Не чуть-чуть,– возразил Молчанов.

– Ну хорошо,– вздохнул старичок. Он медленно убрал кисти и палитру в чемоданчик, куда после была отправлена картина, неторопливо сложил мольберт и ушёл.

– Делов-то!– хмыкнул Максим Владимирович.

Пока он ехал на эскалаторе обратно, то думал, за что же Иссинский так сильно недолюбливает этого художника. По мнению Молчанова, жалующиеся машинисты являли собой куда более мощный раздражитель. Вновь оказавшись в аппаратной, Молчанов застал окончание диалога Максима Вячеславовича с диспетчером.

– Нет, Максим-м, мы с тобой должны как-нибудь встретиться!– бодро вещала трубка. Судя по очаровательному акценту, это была Наринэ-Иванна.– Давай сегодня кофе попьём после работы?

– Я не могу, у меня немецкий,– у Иссинского и вправду были курсы немецкого языка в тот день. Он был слегка раздосадован, что лишается встречи с Наринэ-Иванной.

– Щто?– не расслышала диспетчер.

– У меня немецкий,– повторил Максим Вячеславович.

– Щто?– почему-то шёпотом спросила Наринэ-Иванна.

– Немецкий!– так же шёпотом ответил Иссинский.

– А!– в трубке послышалось довольное восклицание.– Зер гут! Ну ничего, всё равно приходи. Будем с тобой на немецком разговаривать. Ладно, отбой!– и Наринэ-Иванна повесила трубку.

– Ты ей уже сообщил о художнике?– спросил Молчанов, присаживаясь в кресло.

– Ага.

– А разве из-за такого надо связываться с диспетчерами?

– Да нет, не надо, я ей по дружбе позвонил,– пожал плечами Максим Вячеславович.– Веселю её иногда.

– Неплохо,– кивнул Максим Владимирович.– А почему ты так нелестно отзывался об этом художнике? Неконфликтный, послушный. Правда, собирается медленно. Но это ещё ничего.

– Вот ты его так раз шесть погоняй и сразу всё поймёшь,– объяснил Иссинский.– Я-то тут уже третий день работаю.

– А он всё время возвращается?

– Ещё как!– Максим Вячеславович потянулся и принялся наблюдать за мониторами, повернув кресло к столу.– Я, честно говоря…– он запнулся, а через секунду непонимающе посмотрел на Молчанова.– Это что вообще такое? Поразительная наглость! Ты посмотри!

Максим Владимирович посмотрел на экраны и увидел на них того же старичка, мирно рисующего станцию с натуры. Но на сей раз мольберт стоял в противоположном конце платформы.