"Белые линии"

Бог знает, что произошло с ним вдруг. Он стал совсем другим, будто ему в рот насыпали песок, будто украли самое лучшее, что у него оставалось в очерствевшей под влиянием алкоголя душе, — детство. Его охватил страшный гнев, он почувствовал себя оскорбленным и обманутым.

Он вдруг хрипло закричал:

— Свиньи! И пана управляющего убили!.. Они здесь! Прячутся вон там, во ржи! До смерти перепугались, завидевши вас. Пойдемте, я покажу вам, где они скрылись...

Эман побежал впереди цепи в сторону стога, в глубь ржаного поля.

Со стороны поля донеслось:

— Ты, тварь паршивая! Предатель!

И прогремел выстрел.

Эман Заградник раскинул руки так, что его гармошка отлетела в сторону и со стоном приземлилась среди комьев земли. Он тяжело упал в пыль проселочной дороги, уткнувшись лицом в землю, которая пахла летом, хлебом и солнечной бродяжной жизнью, которую он так любил.

И в эту минуту, словно торжественная музыка, словно хорал в честь павшего, раздалась гулкая стрельба и прокатилось громкое «ура» сотрудников госбезопасности и народной милиции.

11

Деревня снова была спокойной и тихой, и многочисленные холмы вокруг нее плавали в полуденном пекле.

Когда арестованных грузили в машину, а было это в первой половине дня, на них уже никто не обращал внимания, Потому что все жители занялись своими делами: обычный рабочий день вступал в свои права. Только Анна Шандова, возглавившая сельскохозяйственный кооператив, с отвращением сплюнула и сказала:

— И эти хотели нас освободить? Вот эти-то? — Она обратилась к остальным: — Ну что ж, товарищи, продолжим наше дело!

И жители деревни, молчаливо поддержавшие ее призыв, без лишних слов начали сводить свой скот в общественное стадо...

Их взяли всех — обоих Босаков, священника, трактирщика Бенеша. Лишь штабс-капитан Кристек был убит в перестрелке. Он не хотел сдаваться и бежал куда глаза глядят, петляя, словно заяц, и бешено отстреливаясь. Но им руководили отнюдь не решимость и отвага. Это была истерия получеловека, который должен был кончить свою жизнь так же бессмысленно, как и прожил. В конце концов одна из очередей, выпущенных по ногам, прошила ему спину, когда он неожиданно нагнулся.

Земан медленно поднимался по тропинке среди поля к шоссе, где его ждала служебная машина. Внизу диковинно петляла между заросших берегов тихая речушка. Там, где ее течение было подернуто мелкой рябью, солнечные лучи отражались множеством серебряных зайчиков. Вдали, за рекой, Высились поросшие лесом холмы. Воздух над ними был настолько чист и прозрачен, что, несмотря на расстояние, можно было отчетливо увидеть верхушки старых елей, усыпанные шишками, и яркую зелень берез.

Боже мой, ведь прошло всего несколько дней с того времени, когда он впервые проходил здесь и смотрел на эту деревеньку, на эти тридцать — сорок побеленных домов, приютившихся в объятиях прелестной долины, на костельчик с пузатым куполом в окружении могучих старых лип, на крышу дома священника, выстроенного в стиле барокко. Здесь Земан впервые вдохнул воздух, настоянный на аромате тысяч трав и меда, здесь он с чувством зависти мысленно произнес, что, наверное, нигде не может быть более спокойной и мирной жизни.

А между тем...

Он повернулся к поручику Житному и Павлу Шанде, которые его провожали, и тихо попросил их:

— Помогите Бланке Мутловой хотя бы в тяжелое первое время. Сделайте это ради меня!

Они восприняли эту просьбу как само собой разумеющееся дело.

Житный, еще находившийся под впечатлением того, что произошло, задумчиво произнес:

— Будет еще много жестоких схваток с противником, Гонза, прежде чем мы завоюем счастливую, спокойную жизнь для нашей прекрасной страны!

Земан сел рядом с водителем, кивнул им на прощание. Машина тронулась и вскоре исчезла за поворотом. Начинался новый день этой великой битвы.

КОНЕЦ ОДИНОКОГО СТРЕЛКА

1

Тот поздний осенний вечер навевал розовые сны. Приятно было сидеть на границе света и тьмы, греть в руке рюмку с хорошим французским коньяком, слушать грубовато-грустный и в то же время так страстно и правдиво отражающий жизнь голос Эдит Пиаф, льющийся из магнитофона, и смотреть в темноту старого сада, на падающие с деревьев листья.

Арнольд Хэкл, торговый представитель крупной британской фирмы «Бенсон и Бенсон», одетый в безукоризненный вечерний костюм, сидел с небольшой группой гостей на террасе своей виллы в Бржевнове, вероятно, даже не вникая в болтовню трех очаровательных молодых дам и двух мужчин-сибаритов.