"Белые линии"

На минуту в комнате воцарилась тишина. Земан, казалось, был ошеломлен.

— Ты меня где-то видела?

Лида безошибочно определила, что он попал в затруднительное положение, и именно поэтому решила поступить великодушно и не открыть все свои карты.

— Нет... Но ты ходишь туда?

Она ждала искреннего признания, боже, как ей хотелось услышать от него покорную просьбу о прощении и простить его, примириться или, по крайней мере, услышать хоть какое-то объяснение. Но нет!

У Земана сразу отлегло от сердца.

— Да, иногда, — твердо ответил он. — Когда это требуется по службе.

Лиде ничего не оставалось, как принять такое объяснение. Тихо, но выразительно она сказала:

— Я тебе верю, Гонза. Я знаю, что у тебя твердый характер.

Земан спокойно воспринял эти слова жены, сказанные с таким глубоким подтекстом.

— Да все в порядке, Лидушка. Отчего бы ты мне не верила?

— Потому что ты достиг возраста, когда мужчины начинают сходить с ума, — печально проговорила она, убирая одежду, которую снял с себя Земан.

— Вот оно что! — Он несколько нервозно засмеялся. — Вот ты о чем!.. Тогда я, моя милая Лида...

Однако Лида прервала его, ей надо было выговорить все, что скопилось у нее в душе:

— Я ничего от тебя не хочу, Гонзик... Ничего... Только ощущения, что я тебе хоть немного нужна, слышишь, хоть немного...

Эти слова тронули Земана, он погладил Лиду по плечу:

— Но ведь ты мне нужна... Все время... И очень...

Но Лиду переполняла горечь.

— Я знаю, — проговорила она, — нужна как мебель, к которой ты привык и которая служит тебе для удобства дома.

Такого Земан, и без того уже взвинченный, вынести не мог. Он схватил портфель и бросился к двери. Лида, поняв, что переборщила, устремилась за ним:

— Ты меня даже не поцелуешь?

Не поднимая головы, Земан зло бросил:

— После такого-то? Нет!

Хмурый, как осеннее небо, он пробежал мимо входивших в дверь матери и Лидушки. Он настолько был расстроен этой первой семейной ссорой, что даже не поздоровался с ними, а может, просто их не заметил.

— Господи, что между вами произошло, Лида? — спросила испуганно Земанова.

Лида только всхлипнула:

— У Гонзы есть, наверное, какая-то девушка, мама... — Она опустилась на стул и горько зарыдала.

8

В то утро Иржина Кралова впервые была дома не одна. Она вошла в свою квартиру, переполненная тихим счастьем, и стала выкладывать из сумки хлеб, ветчину, сыр, масло, рогалики. Достала бутылку красного вина. Быстро и не совсем умело она разложила продукты на подносе. При этом по выражению глаз Иржины можно было определить состояние ее души и настроение. Она бы, наверное, даже запела, если бы не смущалась. Она взяла поднос, подошла к двери другой комнаты и постучала.

Никто не отозвался. С секунду она колебалась, потом легонько нажала на ручку и тихо вошла, чтобы не разбудить своего гостя. Но вдруг приготовленная улыбка исчезла с ее лица. Иржина остановилась.

Диван, на котором недавно лежал ее гость, был пуст. Там валялись лишь разбросанные помятые покрывала, да рядом на стуле стояла чашка из-под чая, которую Иржина поставила ночью. Женщина разочарованно присела на диван, взяла пустую чашку. Палец Иржины механически заскользил по краю, будто поглаживая... Наконец женщина осознала, что, собственно, такого конца она и ожидала. Вся ее жизнь была цепью вот таких разочарований, от которых она зачерствела и засохла, как дерево, посаженное в бесплодную почву в неблагодатном краю. Долго и напрасно пыталось оно расцвести в этих условиях, а в результате устало и со смиренной покорностью шевелит сейчас редкими, с желтыми прожилками, листьями, обрамляющими такой же чахлый ствол. Никому это дерево не нужно...