— Что вы делаете? — спросил Бонапарт.
— Разве вам не нужен посыльный? — рассмеялся в ответ молодой человек. — Лучше, если этим человеком буду я, а не кто-нибудь другой.
— Нет, — возразил Бонапарт, — напротив, лучше, если это будет кто-нибудь другой, а не вы, и мусульманин, а не христианин.
— Отчего же, генерал?
— Да оттого, что мусульманину, возможно, Абу-Сахиб прикажет отрубить голову, а уж христианину он наверняка прикажет ее отрубить.
— Тем более, — сказал Ролан, пожимая плечами.
— Довольно! — воскликнул Бонапарт, — я не желаю больше слушать.
Ролан отошел в сторону, словно обиженный ребенок. Тогда Бонапарт обратился к переводчику:
— Спроси, — сказал он, — нет ли какого-нибудь турка, араба или другого мусульманина, который изъявит желание доставить эту депешу.
Переводчик громким голосом повторил просьбу главнокомандующего.
Один из мамлюков, что воевали на верблюдах, вышел вперед.
— Я, — произнес он.
Переводчик вопросительно посмотрел на Бонапарта.
— Скажи ему, чем он рискует, — приказал главнокомандующий.
— Огненный султан хочет, чтобы ты знал, что, взявшись передать это послание, ты рискуешь жизнью.
— Что суждено, то суждено! — отвечал мусульманин. И он протянул руку за письмом.
Ему дали белый флаг и трубача.
Оба солдата подъехали верхом к городу, и ворота открылись, пропуская их.
Десять минут спустя на крепостном валу, напротив которого разбил лагерь главнокомандующий, послышался сильный шум.
Затем показался трубач: его грубо тащили двое албанцев; ему приказали трубить, чтобы привлечь внимание французской армии.
Трубач заиграл зорю.
В тот же миг, когда все взоры устремились к этой точке, вышел вперед человек, державший в правой руке отрубленную голову в чалме; он поднял руку над крепостным валом, чалма развязалась, и голова упала к подножию стены.
То была голова мусульманина, доставившего предупреждение.
Десять минут спустя трубач вышел через те же ворота, но уже один.
На следующий день, в семь часов утра, как и сказал Бонапарт, шесть двенадцатифунтовых орудий принялись
Яростно обстреливать башню; в четыре часа брешь была Проделана, и Бонапарт приказал начать штурм.
Он огляделся вокруг в поисках Ролана, собираясь поручить ему командование одним из полков, который должен был осуществить прорыв.
Ролана нигде не было.
Карабинеры двадцать второй легкой полубригады, егеря той же полубригады при поддержке артиллерийской прислуги и саперов устремляются на штурм во главе с генералом Рамбо, генерал-адъютантом Нефервоолем и офицером Вернуа.
Все карабкаются к пролому, хотя в лицо им летят пули, акартечь нескольких орудий, которые не удалось уничтожить, поражает их с флангов. На обломках рухнувшей башни начинается страшный бой.
Борьба продолжалась в течение четверти часа, но осаждавшим не удавалось проникнуть в брешь, а осажденные не могли заставить их отступить.
Казалось, все силы сражавшихся были сосредоточены в этом месте, и так оно было на самом деле; внезапно на опустевшем валу показался Ролан с турецким знаменем в руке, в сопровождении пятидесяти солдат; он размахивал знаменем и кричал:
— Город взят!
Вот что произошло. Утром, около шести часов утра — известно, что на Востоке в это время наступает рассвет, — Когда Ролан спустился к морю, чтобы искупаться, он обнаружил пролом в углу между крепостной стеной и одной из башен; убедившись, что через эту брешь можно проникнуть в город, он искупался и вернулся в лагерь в тот момент, когда начался обстрел.
Завидев Ролана, который, как все знали, был одним из Любимцев Бонапарта и в то же время одним из самых храбрых или, скорее, бесшабашных воинов армии, солдаты закричали: «Капитан Ролан! Капитан Ролан!»
Ролан понимал, что это означало.
Это означало: «Не собираетесь ли вы совершить нечто невозможное? Мы — к вашим услугам!»
— Мне нужны пятьдесят добровольцев! — сказал Ролан. Вышли сто человек.
— Пятьдесят, — повторил он.
Он выбрал пятьдесят человек через одного, чтобы никого не обидеть, и взял также двух барабанщиков и двух трубачей.
И вот Ролан первым проник в город через пролом.
Пятьдесят солдат последовали за ним.
Они встретили отряд со знаменем, состоявший из ста человек, и атаковали его сверху, исколов солдат штыками.
Ролан завладел знаменем, которым он размахивал со стены.
Армия приветствовала его дружными возгласами. И тут Ролан решил, что пора пустить в ход барабанщиков и трубачей.
Весь гарнизон неприятеля собрался у бреши, ожидая атаки только в этом месте; но внезапно мусульмане услышали, как сбоку от них забили барабаны, а позади заиграли трубы французов.