Белые и синие

— Вы сами попросите у капитана разрешения на мое присутствие. Меня вечно будет преследовать мысль, что могут подумать, будто бы ради забавы я…

— Хорошо, я попрошу его об этом; поскольку мы земляки, все пройдет гладко. О! И потом военные не капризничают так, как обыватели; эти храбрые люди исполняют тяжкую повинность, привнося в нее всевозможные послабления. Так на чем мы остановились?

— Вы сказали, что я буду присутствовать при вашей казни.

— Да, вот именно; я попрошу передать брату какую-нибудь вещь, которая мне принадлежала, скажем, мою шапку, это обычное дело; впрочем, вы и сами понимаете, что подобный предмет не вызовет подозрений.

— Не вызовет.

— Как только прикажут открыть огонь, я отшвырну ее в сторону; не слишком спешите подбирать ее, а не то могут что-нибудь заподозрить; только когда я буду мертв…

— О! — воскликнул Шарль, дрожа всем телом.

— У кого-нибудь найдется капелька водки для моего юного земляка? — спросил узник. — Он продрог.

— Подойди сюда, милый мальчик, — сказал капитан и протянул Шарлю свою флягу.

Шарль отхлебнул немного водки, и не потому, что ему было холодно, а чтобы другие не заметили, какие чувства его обуревают.

— Спасибо, капитан, — сказал он.

— Всегда к твоим услугам, мальчуган, всегда к твоим услугам. И тебе глоток, гражданин Сент-Эрмин?

— Благодарю, капитан, — отвечал арестант, — я совсем не пью.

Шарль вернулся к пленнику.

— Только тогда, — продолжал тот, — когда я буду уже мертв, подберите ее, но так, будто придаете ей не больше значения, чем заслуживает подобная вещь, хотя в глубине души вы будете помнить, — не так ли? — что мое последние желание (а желание умирающего священно!), чтобы письмо дошло до брата. Если шапка будет вас обременять, достаньте письмо и бросьте ее в первую попавшую канаву, но самому письму вы не дадите погибнуть, не правда ли?

— Нет.

— Вы его не потеряете?

— Нет, нет, не волнуйтесь.

— И если вы лично вручите его моему брату…

— Да, лично.

— Постарайтесь!.. Ну, тогда вы расскажете ему, как я умер, и он скажет: "У меня был храбрый брат; когда придет мой черед, я умру, как он"; и, если его черед настанет, он умрет, как я!

Они подошли к развилке двух дорог; главная дорога вела в Ауэнхайм, а проселочная дорога поднималась к крепости.

— Гражданин, — сказал капитан, — если, как ты сказал, ты направляешься в штаб гражданина Пишегрю, ступай по этой дороге! Счастливого пути, постарайся стать хорошим солдатом; впрочем, у тебя будет хорошая школа.

Шарль попытался заговорить, но слова застряли у него в горле. Он посмотрел на пленника умоляющим взглядом.

— Капитан, — сказал тот, — могу ли я попросить об одолжении?

— Если это в моей власти.

— Это зависит исключительно от вас.

— Что за одолжение?

— Ну, это, возможно, слабость, но все останется между нами, не так ли? Я хотел бы обнять перед смертью земляка; мы оба — этот юноша и я — уроженцы Юры; наши семьи живут в Безансоне и дружат между собой. Когда-нибудь он вернется в наши края и расскажет о том, как мы случайно встретились, как он был со мной до последнего моего мгновения и как я умер, наконец!

Капитан вопросительно посмотрел на мальчика. Тот плакал.

— Разумеется, — сказал капитан, — если это может доставить удовольствие вам обоим.

— Я не думаю, — засмеялся пленник, — что это доставит большое удовольствие ему, но зато это доставит удовольствие мне.

— Я не возражаю, раз уж вы сами, то есть наиболее заинтересованное лицо, просите об этом…

— Итак, договорились? — спросил осужденный.

— Договорились, — ответил капитан.

Отряд пехотинцев, немного задержавшийся на развилке, продолжил путь по проселочной дороге.

На вершине холма виднелась крепость Ауэнхайм — конечная цель их скорбного пути. Шарль придвинулся к пленнику.

— Видите, — сказал тот, — пока все идет превосходно.

Они поднялись по довольно крутому склону, хотя дорога огибала холм. Их узнали, и они вошли в ворота, перейдя через подъемный мост.

Конвой, арестант и Шарль остались во дворе крепости, в то время как капитан, возглавлявший маленький отряд, с которым мы проделали этот путь, пошел доложить о своем прибытии полковнику, командовавшему крепостью.

Между тем граф де Сент-Эрмин и Шарль уже познакомились друг с другом, и Шарль в свою очередь рассказал графу о себе и своей семье.

Через десять минут капитан вновь появился у ворот.

— Ты готов, гражданин? — спросил он у пленного.

— Когда вам будет угодно, капитан, — отозвался тот.

— Есть ли у тебя какие-нибудь возражения?

— Нет, но я хочу попросить оказать мне несколько милостей.

— Я уже говорил тебе, что ты получишь все, что от меня зависит.

— Спасибо, капитан.

Офицер подошел к графу.

— Можно служить под различными флагами, — сказал он, — но всегда оставаться французами; к тому же смельчаки узнают друг друга с первого взгляда. Говори же, чего ты желаешь?

— Прежде всего, пусть с меня снимут эти веревки: из-за них я похож на каторжника.

— Это более чем справедливо, — сказал капитан. — Развяжите заключенного.

Двое солдат приблизились к пленнику, но Шарль первым бросился к графу и освободил его руки от пут.