Белые и синие

Бонапарт и Клебер встретились на поле битвы и заключили друг друга в объятия под радостные возгласы воинов трех каре.

Тогда же великан Клебер, следуя военному обычаю, положил руку на плечо Бонапарта, едва доходившего ему до груди, и сказал ему слова, которые впоследствии столько раз пытались оспорить:

— Генерал, вы велики, как мир!

Бонапарт, по-видимому, был доволен.

Он выиграл сражение на том же месте, где Ги де Лузиньян потерпел поражение; именно здесь пятого июля 1187 года французы, которые до того обессилели, что не могли даже плакать, как утверждает один арабский автор, решились на отчаянную схватку с мусульманами во главе с Салах-ад-Дином.

"Поначалу, — говорит тот же автор, — они дрались, как львы, но в конце концов принялись разбегаться, как овцы. Их окружили со всех сторон и оттеснили к подножию горы Блаженства, где Бог, наставляя людей, говорил: "Блаженны нищие духом, блаженны плачущие, блаженны изгнанные за правду". Там же он говорил им: "Молитесь же так: Отче наш, сущий на небесах "".

Сражение разворачивалось у горы, которые неверные называют горой Хыттин.

Ги де Лузиньян укрылся на вершине холма и защищал истинный крест Господень, пока это было в его силах, но не смог помешать мусульманам завладеть им, после того как они смертельно ранили епископа Сен-Жан-д’Акра, который держал его.

Раймон пробился со своими воинами сквозь ряды неприятеля и бежал в Триполи, где скончался от горя.

Группа всадников, которая осталась на поле битвы, перешла в наступление, но вскоре она растаяла в гуще сарацин, как воск в огне.

Наконец королевский флаг упал и больше не поднимался; Ги де Лузиньян был взят в плен, а Салах-ад-Дин, приняв из чьих-то рук меч короля Иерусалимского, спустился с лошади на землю и воздал хвалу Мухаммеду за свою победу.

Никогда еще христиане не знали подобного поражения ни в Палестине, ни любом другом месте. "Видя количество убитых, — рассказывает очевидец сражения, — нельзя было поверить, что кто-то был взят в плен; глядя на пленных, невозможно было поверить, что еще имелись убитые".

Короля отправили в Дамаск после того, как он отрекся от своего королевства. Всем рыцарям-храмовникам и госпитальерам отрубили голову. Салах-ад-Дин, опасавшийся, как бы его солдаты не прониклись жалостью к французам (он был лишен ее), и боявшийся, что они пощадят кого-нибудь из монахов-воинов, платил по пятьдесят золотых монет за каждого доставленного рыцаря.

Лишь тысяча воинов из всей христианской армии держались на ногах. "Каждого пленного, — говорят арабские авторы, — обменивали на пару сандалий, и головы христиан выставляли на улицах Дамаска вместо арбузов".

Монсеньер Мислен рассказывает в своей прекрасной книге "Святые места", что год спустя после этого страшного побоища он проезжал через поля Хыттина и еще видел там груды костей, все окрестные горы и долины были усеяны человеческими останками, которые повсюду разбросали дикие звери.

После сражения у горы Табор шакалам с Ездрилонской равнины не в чем было завидовать гиенам с гор Тивериады.

XI ТОРГОВЕЦ ПУШЕЧНЫМИ ЯДРАМИ

С тех пор как Бонапарт вернулся с горы Табор, то есть уже около месяца, грохот батарей не смолкал ни на один день и бои между осаждающими и осажденными продолжались без перерыва.

Впервые судьба оказывала Бонапарту сопротивление.

Осада Сен-Жан-д’Акра продолжалась уже два месяца; за это время французы семь раз штурмовали крепость, а неприятель предпринял двенадцать вылазок. Каффарелли скончался после ампутации руки; Круазье все еще страдал от болей и был прикован к постели.

Тысячи солдат были убиты или умерли от чумы. У французов еще оставался порох, но кончились пушечные ядра.

В армии поползли об этом слухи: от солдат невозможно утаить подобные вещи. Однажды утром, когда Бонапарт заглянул в траншею вместе с Роланом, какой-то старший сержант подошел к адъютанту:

— Правда ли, мой командир, — спросил он, — что у главнокомандующего не хватает ядер?

— Да, — ответил Ролан, — почему ты об этом спрашиваешь?

— О! — отвечал сержант с характерным для него подергиванием шеей, которое, видимо, вело свое начало от того дня, когда он впервые надел галстук и почувствовал себя в нем неудобно, — если у него кончились ядра, я их ему раздобуду.

— Ты?

— Да, я, и недорого: по пять су за штуку.

— По пять су? Правительству они обходятся в сорок!

— Вы же видите, что это выгодное дело.

— Ты не шутишь?

— Помилуйте, кто же шутит со своими начальниками?

Ролан подошел к Бонапарту и передал ему предложение фельдфебеля.