Проводив гостей, Ласкер погасил люстру, сел за письменный стол и глубоко задумался. Густые пепельные волосы, большой горбатый нос, седые усы и резко очерченный подбородок придавали его внешности что-то таинственное. Тишина и безмолвие царили в этом убежище мыслителя, только дождь за окном, изредка ударяя в стекла, напоминал, что, кроме мира разума, есть еще реальный мир с его безрассудством, нелогичностью и случайностями.
В свободный день Капабланка с Кончитой пошли обедать в ресторан «Кабанья». Метрдотель с трудом нашел для них место в переполненном зале и, к их удивлению, усадил как раз рядом с Алехиным, пришедшим сюда с секундантом Даниелем Диллетайном. Хотя оба гроссмейстера не испытывали особого желания общаться друг с другом, элементарная вежливость требовала не показывать этого, тем более что присутствие Кончиты заставляло мужчин быть галантными.
Официант соединил вместе два столика. Некоторая неловкость неожиданной встречи вскоре прошла: все четверо занялись изучением меню и выбором блюд.
Посетители ресторана с интересом наблюдали знаменитых шахматистов, сидевших друг против друга не за шахматным, а за уставленным хрусталем столом ресторана. Некоторые шутили, что сегодня, дескать, выездной тур: ходы будут делаться ладьями-блюдами и пешками-бокалами. Немало пересудов вызвал туалет Кончиты: гладкое платье сиреневого цвета, серые туфли и длинные, по локоть, серые перчатки.
Алехин, оказывается, впервые посетил «Кабанью».
– Интересное место, не правда ли? – обратился он к Капабланке.
– Я очень люблю этот ресторан, – ответил чемпион мира. – Правда, некоторые говорят, – посмотрел он на Кончиту, – что во время шахматного матча часто сюда ходить нельзя.
– Почему?
– Слишком острые и вкусные блюда требуют вина, а шахматистам вино и женщины во время турниров категорически запрещены.
– Да, да, конечно. Вы знаете, один мой знакомый дирижер назвал этот ресторан консерваторией для быков! Не правда ли, комично? – смеясь, спросила Кончита. При этом она указала на стены, где висели фотографии огромных баранов, когда-то бравших первые призы на выставках, и быков-рекордсменов.
– Я скорее назвал бы «Кабанью» не консерваторией, а крематорием для быков, – отозвался Капабланка. – Это больше похоже на правду.
У входа в ресторан была выставлена напоказ огромная зажаренная туша барана: сразу же за дверью по обеим сторонам горели два гигантских очага. Отсюда на улицу до прохожих доносился звук шипящего мяса и острый запах приготовленной пищи. Целые туши баранов, огромные куски говядины, несчетное количество дичи, различных сортов колбас – все это жарилось здесь же, на глазах, распаляя аппетит, завлекая даже тех, кто и не собирался сюда заходить.
Стены ресторана были отделаны в темные цвета. Темные абажуры и бра создавали в залах «Кабаньи» умиротворяющий полумрак, в котором мысли посетителя должны сосредоточиваться только на еде. Может быть, опять-таки для того, чтобы разжечь аппетит, на бесчисленных полках в оплетенных соломой бутылках стояли лучшие аргентинские и чилийские вина.
– А у них тоже соревнование! – воскликнула вдруг Кончита, показывая на фотографии быков. – Среди них тоже, наверное, есть чемпион мира. Может быть, вот этот? – показала она на короткорогого волосатого гиганта с маленькими злыми глазками. – Смотрите, какой красавец!
Алехин и Диллетайн промолчали, пропустив мимо ушей сомнительную остроту своей соседки. Что поделаешь – актриса! Но Капабланка обиделся.
– Я всегда считал, что у вас хороший вкус, – хмуро ответил он.
В ресторан вбежал голосистый назойливый мальчишка-газетчик. Он скорее насильно всучил, чем продал, свой товар. Некоторое время за столом длилось молчание – все были заняты разглядыванием газет и журналов. Вдруг тишина прервалась раскатистым смехом Кончиты.
– Ой, как хорошо! Просто прелесть! – заливалась она. – Смотрите, какие вы смешные!
На карикатуре были изображены Алехин и Капабланка за шахматным столиком. Талантливый художник верно схватил черты, удачно подчеркнув характерные особенности их лиц. У обоих противников были длинные черные бороды, спускавшиеся куда-то под стол. Надпись гласила: «Такими будут Алехин и Капабланка в конце матча».
– Острят насчет ничьих, – объяснил Диллетайн. – Художник показывал мне эту карикатуру, он рисовал в клубе…
– А знаете, дон Хосе, с бородой вы мне больше нравитесь! – воскликнула Кончита.
– Рад слышать, дорогая. Сегодня же куплю средство для ращения волос.
– Но почему они вам нарисовали черную бороду? – взялась актриса за Алехина. – Вы же блондин, вам больше подойдет небольшая русая бородка.
– Вам виднее, сеньорита, – отшутился Алехин. – Это по вашей части – находить грим и подбирать, кому какую носить бороду.
«И рога тоже», – хотел добавить Диллетайн, но вовремя сдержался.
– А ведь действительно вы будете делать ничьи до самой старости, – уверенно заявила Кончита. – Сколько вы уже их сделали?
– Пока немного, – ответил за партнеров Диллетайн. – Четырнадцать.
При этом он подумал, что ей-то, Кончите, неплохо бы помнить счет в самом важном сражении Капабланки.