Белые и черные

Завязывая галстук перед зеркалом, Алехин вернулся мыслями к турниру. Больше всего его беспокоила предстоящая встреча с Капабланкой. Восемь лет не виделись они после Петербурга. Тогда были друзьями, вместе смотрели варианты, готовились к партиям. А теперь?! Теперь конкуренты в острейшей схватке за шахматную корону. Дружба! Разве может быть дружба между королем и ближайшим претендентом на трон? «Есть другие достойные претенденты», – вот как ответил недавно Капабланка на вызов Алехина.

«Другие претенденты, – продолжал рассуждать Алехин. – Кто? Ласкер – это понятно, но ведь он и не собирается искать реванша. Капабланка пишет о Маршалле, но причем здесь Маршалл? Хороший гроссмейстер, и только! Не может же он считаться конкурентом только потому, что Капабланке легче всего его разгромить. Он уже однажды это сделал. Еще остается Рубинштейн. Вряд ли это серьезно, не тот уже теперь прежде грозный Акиба! Хотя многие еще в него верят. Ничего, скоро проблема Рубинштейна разрешится окончательно! Голландцы хотят организовать мой матч с Рубинштейном. Как-нибудь я у него выиграю! Еще лучше, конечно, четверной матч-турнир: Капабланка, Ласкер, Алехин, Рубинштейн. Великолепная идея, но вряд ли кубинец согласится. Зачем ему это?»

Поправив еще раз белый платок в карманчике пиджака, Алехин вышел на улицу. Лондон казался ему слишком серьезным и немного мрачным; темно-серые здания с вековой проседью выглядели мудрыми, но усталыми. Огромный город с красивыми площадями, величественными строениями в целом все же оставлял Алехина холодным и равнодушным к своим красотам. Он не был близким его сердцу. То ли дело жизнерадостный, веселый Париж!

Алехин дошел до Траффальгар-сквера, полюбовался памятником Нельсону и вскоре достиг Уайтхолла. Большой Бен пробил одиннадцать. «Целый час до открытия конгресса, – опять вернулся он в мыслях к предстоящему состязанию. – Конгресс – так звучно назвали англичане турнир. Для рекламы. Первый большой турнир после войны, собрались все лучшие силы. Ласкера, жалко, не будет, старик в Берлине переживает обидное поражение. Хорошо, что приехал Капабланка, с ним турнир становится особенно интересным. Как-то мы встретимся с Хосе Раулем? Восемь лет прошло, много воды утекло! Совсем по-разному прошли эти годы для него и для меня. Он стал чемпионом мира, а я? Окопы, голод, лишь чудом вернулся к шахматам…

Вот уже больше года, как я уехал из России, а чего я добился, чего достиг? – обсуждал в мыслях собственную судьбу Алехин. – Три первых приза, правда, я взял, это неплохо. Савелий говорил, нужно взять десять, значит, осталось еще семь. Но все это не то, мало что сдвинуло с места. Нужно сейчас обязательно взять первый приз. Тогда разом отпадут конкуренты, и Рубинштейн, и Маршалл. Да и кубинцу будет нелегко. Когда вы будете вторым, сеньор Капабланка, вы обязаны будете сразиться с настойчивым русским. Тут уж вы не отделаетесь письмом с намеками!…»

Задумавшись, Алехин чуть не попал под автомобиль.

«О, черт! – тихо воскликнул он. – Забыл, здесь же левое движение! И чего они держатся за свою левую сторону? Традиции! Просто упорство, консерватизм. Вроде как мили и фунты. В магазинах не поймешь, что сколько стоит. Три дроби: фунты, шиллинги, пенсы. Пока переведешь в франки!» Ход его мыслей прервала необходимость перейти Уайтхолл, это было непросто. Гляди да гляди! С Викториа-стрит на Уайтхолл и через мост беспрерывным потоком неслись экипажи.

А вот и Вестминстерское аббатство, пора идти в Централхолл. Вновь мысли Алехина вернулись к шахматам, к предстоящей встрече с Капабланкой. Как-то они будут вести себя в первые минуты, как поздороваются? На деле все оказалось совсем просто. Недалеко от входной двери, у самой нижней ступеньки дугообразной лестницы, ведущей на второй этаж, стоял сияющий Хосе Рауль. Он бросился к Алехину, обнял его, что-то радостно повторяя по-испански, затем, видимо, вспомнив, что этот язык труден русскому, перешел на французский.

– Поздравляю! – промолвил Алехин, освободившись от объятий кубинца, и Капабланка даже не спросил, с чем. Со званием чемпиона мира, с чем же еще! Капабланка представил русскому свою жену. В слабом свете верхнего окна Алехин не сумел как следует рассмотреть молодую кубинку, но у него осталось приятное впечатление от красивого, хотя немного надменного и капризного лица. Он читал в газетах о женитьбе Капабланки на Глории Симиони и Бетанкоурт из Камагуэй. Потомственная семья кабальеро со звучной фамилией. Понятно, откуда эта надменность.