Белые флаги

Заметив, что я очнулся, Тигран с минуту молча поглядел на меня, безнадежно махнул рукой и проворчал:

– И этого человека обвиняют в убийстве?!

– Что тут произошло? – спросил я сидевшего у моего изголовья Исидора.

– То, что у половины сидящих здесь людей жены оставлены на попечение друзей…

– Убили его?

– Нет.

– А вы верите, дядя Исидор, обвинительному заключению?

– Не знаю… Толстой говорил: "Дьявол – это падший ангел…" Следовательно, до своего падения дьявол тоже был ангелом… Я верю Толстому…

Исидор встал и пересел на свои нары.

Свидание

Длинная узкая комната. Длинный узкий стол. Длинные узкие скамейки. По одну сторону стола садятся заключенные, по другую – их родные, близкие, родственники. У обоих концов стола, словно тамада и его заместитель, стоят надзиратели. Время от времени они торопят сидящих у стола людей – будет, будет, мол, кончайте! Разговор, начинавшийся с шепота, постепенно становится все громче. Заключенные волнуются, что-то объясняют, о чем-то упрашивают, родные согласно кивают головой, обещают выполнить все поручения, руками утирают выступившие на глазах слезы.

Наконец настает время прощания. Свидание окончено. Посетителей выпроваживают в другую комнату. Заключенных по одному разводят по камерам.

Как и все в тюрьме, свидание имеет свое время и свои порядки. Поэтому я был очень удивлен, когда надзиратель вызвал меня на свидание. Но ещё более удивительно было то, что, введя меня в пустую комнату свиданий, надзиратель куда-то ушел.

Я присел к столу и уставился на противоположную дверь. Никто не входил. Ожидание становилось невыносимым. Я невольно пощупал свой пульс и сам же рассмеялся: к чему было проверять пульс, когда сердце в груди колотилось так сильно, что его, наверное, слышал надзиратель по ту сторону стены.

Но вот дверь открылась, и в комнату вошла мама.

На ней был старый, но хорошо сохранившийся коверкотовый плащ, на шее – синяя косынка в белую крапинку. В руках она держала небольшой черный саквояж и термос.

Мать не вскрикнула, не заплакала, не бросилась обнимать меня. Она спокойно подошла, поставила на стол термос, положила саквояж и тихо сказала:

– Здравствуй, сынок!

– Здравствуй, мама!

Потом мать раскрыла саквояж, достала пачку сигарет. И только когда она, чиркнув спичкой, поднесла огонь к сигарете, я увидел, как у неё задрожали рука и подбородок.

– Только не плачь, мама! – попросил я.

– Не буду, сынок. Нет у меня больше слез… Высохли…

Мать закурила. Потом взяла свой саквояж и термос и пересела ближе ко мне.

…Боже мой, о скольком мне надо поговорить с этой женщиной! Как много мне нужно рассказать, объяснить, попросить у неё! Как мне хочется припасть к её груди, вымолить прощение за боль, которую я ей причинил, и плакать, долго плакать, плакать до тех пор, пока и у меня, как у неё, не высохнут слезы!.. Как я мечтал о встрече с ней! А теперь, когда она, моя мать, сидит передо мной, я, словно парализованный, не в состоянии сдвинуться с места, подойти к ней, обнять её красивую седую голову…

Видимо, поняв моё состояние, мать подсела ко мне совсем вплотную, быстро оглядевшись, сняла металлическую крышку с термоса, поставила её на стол и дрожащей рукой налила мне горячего пенящегося кофе.

Крепкий аромат кофе ударил мне в нос, и у меня закружилась голова. С жаждой бедуина, проблуждавшего месяц в пустыне, набросился я на кофе, Горячий стаканчик обжигал пальцы, губы, язык, но я словно бы ничего не чувствовал. Это было блаженство, описать которое нельзя. Пока я, захлебываясь, глотал ароматный напиток, мать молча гладила меня по голове своей теплой рукой. Для нас в эти мгновения не существовало ничего на свете.

Потом мы обрели дар речи.

– Налить ещё? – спросила мать.

Я кивнул головой.

Теперь я пил не спеша, наслаждаясь давно забытым вкусом кофе.

– Хороший кофе?

– Отличный!.. Мама, как тебе удалось добиться свидания? Разве следствие закончено?

Я весь напрягся в ожидании ответа. Если, не дай бог, следствие закончилось на этом этапе, я пропал! Ведь мне пока не удалось доказать свою невиновность!

– Нет, следствие продолжается, но к тебе, наверно, придет новый следователь… А тебя остригли, да? – улыбнулась она.

– Мама, откуда тебе известно про нового следователя?!

– Была у министра.

Я оторопел.

– У какого министра, мама?!

– У министра внутренних дел, у какого же ещё!

Господи, что я слышу! Она была у министра!.. А ведь я видел это во сне!..

– Когда, мама?!

– Четырнадцатого июня.

Я чуть не вскрикнул. Какое совпадение! Рассказать ей мой сон? Не успею, свидание скоро кончается. Да и поверит ли она?

– Мама, это был я!

– Что?

– Министр, с которым ты разговаривала, – это был я!

– Молодец, сынок! У тебя хорошее настроение! – улыбнулась мать.

– Да нет же, мама, я не шучу!

– А знаешь, он, между прочим, чем-то похож на тебя. Но не могла же я сказать министру, что он напоминает моего сына-арестанта… Я дала ему слово, что узнаю у тебя всю правду. Слышишь? Всю правду! Не подведи меня, сынок!

В голосе матери было столько мольбы, что у меня сжалось сердце и к горлу подступил горький комок.