Бельский: Опричник

Уж куда важней.

— Троих иноков послал царь в Путивль. Письмо дал им призывное, но главное — яд. Отравить Дмитрия.

Не сказал царевича или Дмитрия Ивановича. Осторожничает.

— Что предлагаешь?

— Пошли своих боевых холопов и перехвати.

— Надо ли? Пусть добираются до Путивля. Думаю, они не смогут там ничего худого сделать. Город присягнул царевичу.

— Ишь ты, — хитровато улыбнулся тайный дьяк. — Пусть, значит, добираются?

— Пусть. Не наше это дело, а царево.

Не стал делиться Бельский своим планом, моментально у него возникшим, и, видимо, правильно поступил. Подозревал оружничий тайного дьяка в двойной игре не без основания, особенно после того, как Годунову стало известно о готовящемся на него покушении во время охоты. И глухой ночью, в полной тайне даже от остальных слуг, из конюшни двое боевых холопов вывели верховых и заводных коней. Им надлежало в укромном месте дождаться рассвета, и как только откроются городские ворота, скакать в Путивль к дворянину Григорию Митькову.

Намного опередили иноков гонцы Богдана, и в Путивле подготовились встретить двоедушников достойно. Едва вошли в город под видом бродячих монахов, как их взяли под белы ручки к их великому изумлению.

— Вас примет сам царевич Дмитрий Иванович. Вы, видимо, пришли к нему в гости, ибо знали его в послушании, вот и побеседуйте с ним по душам, вспоминая минувшие дни.

На троне, когда их ввели в приемный зал, восседал не он сам, а шляхтич Иваницкий. Иноки, никогда не видевшие Дмитрия, тут же принялись разоблачать его:

— Мы признаем тебя. Ты послушник Григорий Чудова монастыря. Сколько раз мы стояли рядом на молитвах.

И вот тут вошел сам Дмитрий.

— Пытать их, обыскав.

Нашли и призывное письмо к горожанам и гарнизону Путивля, нашли даже яд. А под пытками они сознались, кто их послал. Более того, выдали двух изменников в ближайшем окружении Дмитрия, коим и предстояло подсыпать яд царевичу в питье.

Изменников казнили. Иноков отправили обратно в Москву с ответным письмом. Первое — Годунову. В нем Дмитрий Иванович с отеческой заботой советовал захватившему незаконно престол мирно оставить трон и свет, заключившись в монастыре и живя во спасение своей великогрешной души, а если нет такого желания, то принять яд для него, наследника престола по родовому праву предназначавшегося.

Второе письмо — патриарху Иову. С укором в злоупотреблении церковной властью, тем более, что сам Бог благоволит ему, сыну Грозного, и смертельный грех священнослужителей идти против воли Господа Бога нашего.

Письма вручили и патриарху, и царю как раз в тот день, когда ему исполнилось пятьдесят три года, и поначалу было похоже, что оно никоим образом не повлияло на дела кремлевские, на состояние духа самого самодержца. В урочный час он, как обычно, чинил суд в Боярской думе, после чего принимал гостей в Золотой палате и обедал с ними, принимая поздравления с днем рождения. Но едва встал из-за стола, покачнулся, чуть нё упав. Из носа, ушей и рта хлынула кровь, переполошив гостей. Набежали врачи-иностранцы, коих Годунов буквально носил на руках, принялись потчевать разным, но ничто не помогало. Едва государь успел принять постриг с именем Благолепа, благословить сына на российский престол и испустил дух.

По Москве пополз упорный слух, что Годунов сам умертвил себя, но Богдан даже не сомневался, что это досужий вымысел. Борис очень любил власть и по собственной воле никогда бы ее не отдал.

Хоронили царя с честью. Что творилось в душах придворных, грусть или радость, оставалось тайной каждого, на миру же христианский долг исполнялся с прилежанием и показной старательностью.

Упокоили невольного тирана в храме Святого Михаила в ряду потомков Владимира Великого. И тут же, едва отпев умершего царя, присягнули царице Марии и детям ее, царю Федору и Ксении. Ничто вроде бы не предвещало грозы с ураганом, сметающим все на своем пути.

Первые шаги юного царя — приблизить к себе надежных советников. Немедленно послал он к знатнейшим и опытным боярам (князю Мстиславскому, князьям Василию и Дмитрию Шуйским) приказ оставить войска и прибыть в Москву. Вызвали и Петра Басманова, дабы ободрить его и назначить главным воеводой всего войска, выставленного против царевича Дмитрия. Не обойден вниманием оказался и Богдан. Не очинив боярством, велели заседать в Думе, надеясь на его опыт оружничего и хорошее знание обстановки.

Не только наивные, но и нелепейшие шаги. В первые же дни Бельский встретился для тайной беседы с князем Мстиславским, чтобы продолжить прежний разговор.

— Федору Борисовичу ты, князь, не присягал. Москва уже присягнула новому царю, ты же уйди от нее. Тебя призвали в советники, и это очень важно, если у тебя будут развязаны руки.