Белоснежка и семь самураев

Странно было то, что совершая столь сложный побег, он думал совсем о другом. Он вывильнул между огнем и нападением благодаря инстинкту и невероятному везению в то время как его мозги были полностью заняты предметом гораздо более поглощающим и интересным, чем обыденное выживание.

Он оставил позади двор фермы и взбежал на верхушку небольшого холма, с которого открывалась панорама долины, фермы и огромный столб дыма до небес. Он прилег в тени молодого дуба и стал размышлять.

Все началось в тот кратчайший момент, когда он падал и (как рекламировалось и абсолютно вовремя) его прошлая жизнь промелькнула в его подсознании.

Он ее не помнил.

О, воспоминания были чрезвычайно ясными и отчетливыми: падение с первого трехколесного велосипеда, лежание без сна под Рождество в ожидании Сан Клауса, рыбалка с дядей Джо, его первая встреча с Трейси - великолепные воспоминания все как одно, совершенно убедительные, набор без сомнения удовлетворивший бы вас, закажи вы его по почте; но не его. Чей-то еще, быть может, но не его.

В частности, ретроспективный показ полностью умалчивал про волков, домики и внезапно-разрушительное собачье дыхание. Если обратиться к его памяти, ничего такого не произошло. Но ведь все это было.

Было ли?

Внизу, в долине, огонь перекинулся с сарая на коровники с потрескиванием и завыванием , жизненный труд старого Макдональда пожирало пламя. На расстоянии все это было очень зрелищно, хотя, конечно, пикантных деталей было не разглядеть. Евгена и Дезмонда не было видно, что означало, что либо их поглотило адское пламя, либо они наконец-то проявили очень здравый смысл и держались подальше. В подобных обстоятельствах сердце Джулиана обливалось бы кровью за старого Макдональда; только он знал, что старый хитрец по уши завяз в недоплате налогов и все его имущество было изрядно застраховано. Джулиан избавился от чувства вины представив старика Мака бродящим с глупой улыбкой по пепелищу записывая здесь курочку, здесь цыпленка, здесь петушка в то время как цифры в правой колонке возрастали по экспоненте.

Меня зовут Джулиан. Я поросенок. Всю жизнь меня терроризировал злой серый волк, который дул, дул и разносил наши домики; сначала соломенный, потом из веток…

Конечно, все это звучало абсурдно. Во-первых; какой идиот строит домики из соломы и веток? Во-вторых: есть много возможностей уничтожить строения, особенно строения из природных материалов, но простое дуновение в них не входило. Поэтому, наверняка, эти воспоминания ненастоящие. Так ведь?

Ну конечно; поэтому у него в сознании подобному луковице находился другой слой воспоминаний. Образов огромных строений, великолепно укрепленных и защищаемых, бункеров, которые должны были бы выстоять прямые попадания атомных боеголовок; только это тоже звучало абсурно ибо поросята даже такие умные и изобретательные, как он сам, не занимались подобными делами. Армии профессионалов с неограниченным бюджетом от ООН потребовалось бы пара лет, чтобы построить структуры, на которые в его памяти уходил один вечер, и которые затем разваливались подобно карточному домику от единого дуновения Волка. Невозможно. А что невозможно не может быть правдой. А потому…

Но я помню. Я там был. Так было.

Все это.

Обе версии.

Я не статистика. Я свободный поросенок.

Джулиан вздохнул и почесал плечи о ствол дуба. Последние слова тоже были не его; они просочились из этих проклятых синтетических воспоминаний, которые как-то пробрались к нему в голову во время падения - неудивительно в виду того какими ясными и отчетливыми они были, как голограмма у него в мозгу, но совершенно инородными. Он глубоко вздохнул и постарался исследовать их как можно объективней. Несомненно набор был хорош; и его связывала убедительная логика: серьезное соперничество между ним самим, тощим, но умным младщим поросенком, и его большими тупыми братьями. Он помнил как будто это было вчера первый домик на дереве, построенный для них Папой на нижних ветвях развесистой яблони; как Дез и Ген не пускали его туда его играть с ними, как он пошел один и построил другой домик на высокой сикаморе, как Дез и Ген чуть не умерев от зависти стянули его и разломали на куски; как он построил новый, который они также разрушили. Совершенная история, в которой его терпеливое упорство раздражало их все больше и больше, пока однажды…

Да нет же, все было не так. К черту логичное и возможное. Мы три поросенка, которые строили домики из всякой ерунды, а волк разрушал их. Волк дул на них и они разваливались. Волк, а не мои братья. Я знаю. Я там был.

…Картинка, где он стоит рыдая перед отцом, жалуясь на них; и Дез с Геном, красные, отворачиваются. Он ясно представил голос Дезмонда: “это не мы, это злой серый волк.”

И голос в подсознании прошептал, что прошлое все равно не важно, кто может с уверенностью сказать, что случилось в прошлом, ибо прошлого больше нет, а если это версия объясняет настоящее лучше чем любая другая, то почему бы не принять ее как прошлое. Настолько проще. Настолько удобнее для всех вовлеченных.