— Если хотите, — продолжала я, — я назову вам имя священника, я его знаю, и город, где происходили все эти события, тоже назову, и вы сможете убедиться, что я не лгу. — Отец Михаил лишь покачал головой, и я продолжила: — Словом, из моего приятеля изгнали какого-то беса, после чего он добровольно ушел послушником в монастырь, но бесовской способности зажигать пламя взглядом не утратил. Более того, он понял, что может контролировать проявления своего дара и что так дар можно использовать во благо. Но о природе этой способности ему по-прежнему ничего не было известно. Как и мне. Церковь не смогла дать ответ.
— Где сейчас твой друг?
— Вернулся в мир. Путешествует, как и я. Он остался примерным христианином. Посещает храм, блюдет посты и живет по заповедям. Утверждает, что на самом деле у него никогда и в мыслях не было становиться сатанистом, ему просто по юности и глупости хотелось попробовать запретного.
— Он тоже считает, что все должны стать такими, как он?
— Да. Нашелся человек, который объяснил ему, что с данностью не стоит бороться.
— Этот человек… тоже чародей?
— Да. И тоже христианин. Правда, лютеранин.
Смятение читалось в эту минуту в его глазах. Смятение, сомнение и… надежда.
— Мне надо будет поговорить об этом с епископом.
— А вот этого не стоит делать. Это тайна исповеди, — напомнила я.
— Дочь моя, — отец Михаил с натугой улыбнулся, — исповедь подразумевает покаяние, а ты в гордыне своей ни в чем не раскаиваешься. — Он убрал улыбку с лица и холодно повторил: — Не раскаиваешься.
— Выслушайте меня до конца. Я уже сказала, что
Вот теперь отец Михаил улыбнулся искренне:
— Вот видишь, ты нашла у другого в глазу соринку, а в своем не заметила бревна. Ты говоришь, что кто-то не пройдет испытания и возжелает славы или богатства; но ты-то, глупая, возжелала большего — вмешаться в замысел Божий! И смела думать, что преодолела все соблазны?
— А кто послал мне это испытание? Кто создал меня такой?.. Отец Михаил, а что, если Бог сам этого хочет? Давайте предположим, что так оно и есть. Что Он хочет, чтобы мы уподобились ему еще больше…
— Остановись на этом самом слове, — строго прервал меня священник. — Иначе мне все-таки придется причислить к твоим грехам кощунство.
— Но если все-таки… — не унималась я.
Отец Михаил поймал мой взгляд, и на краткий миг мне померещилось, что он меня сканит. Но если он и читал в этот момент чьи-то мысли, то только свои.
— Есть только один способ это выяснить. Инициируй меня.
Моего нового знакомого звали Андреем. Точнее, Андреем Гавриловичем, как он сам представился. И никаким электриком он, естественно, не был. Разве что в магическом смысле.
Когда суета улеглась, и мы оба вышли на улицу (уже светило солнце, и в полнеба переливалась радуга), я наконец рассмотрел его получше. Дядька лет сорока, крепко сложенный, чуть ниже меня; седоватые вьющиеся волосы, лицо без особых примет, вот только разве что глаза… Хамелеоны — прозрачные и холодные, кажущиеся то серыми, то вроде бы голубыми, то светло-карими; и взгляд совершенно телепатский. Вот только телепатом он не был — тут я бы поручился.
— Все-таки бывают чудеса, а? — Он весело сощурился, взглядом указав на радугу.
— Бывают, — охотно согласился я. — Полно.
— Вы-то, — Андрей кивнул по-приятельски, — по какой части будете?
— В основном по коньяку, — честно признался я.
Он непонимающе изобразил бровями кособокий домик:
— То есть?
— То и есть — превращение воды в вино, вина — в коньяк…
— А посерьезнее что-нибудь не пробовали?
— Пробовал, конечно. Могу текилу вполне сносную… наколдовать.
— Чудак человек, — всплеснул он руками. — Осваивайте нефть или золото — обогащайтесь, пока вас не опередили.
— То есть? — Я насторожился.
— То и есть, — передразнил меня Андрей. — В нашем бизнесе что ни день, то больше конкурентов.
Настала моя очередь недоуменно шевелить бровями. Но он не стал держать паузу по Станиславскому, сразу продолжил, переходя на «ты»:
— Кашпировский с Чумаком — вчерашний день, Артем.