Белое солнце Пойнтера

— И ты прости, если что, — не понять нужности этих слов было трудно. — Вы, девочки, тоже…

Гоблинихи наперебой загалдели, прощаясь. Келла и Пемси полезли ко всем обниматься, Хирра смущенно подавала кончики пальцев. Полмачты Блоссом последним жестом вскинул два пальца к тулье треуголки и уже собрался бочком выбираться из толпы прощающихся…

— Погоди! — остановил я его. — Прими напоследок кое-что, должное прийти тебе по праву.

С этими словами я извлек шнурок с тремя зубами песчаной акулы — одним охотничьим бивнем глотки в десяток дюймов и двумя когтезубами с языка, втрое меньше, по бокам. По моей просьбе Донна соорудила ожерелья загонщиков для всех выживших участников охоты. Для этого моя высокородная сыскала в своем хозяйстве порядочный моток сверхпрочного шелка кара-арахн, а моя древнейшая уговорила унтер-бандершу поделиться зубами трофея. Зубов этих и на трех таких, как она, многовато было, даже если с ног до головы ожерельями обмотать.

Сама Донна, а также Реджи, Милли, Фанни, Сольвейг и Лайла с Сигурни тоже получили от Памелы по когтезубу на сверкающем черном шнурке. После чего расставание завершилось на куда более веселой ноте.

* * *

Путь от Сухотаможенной до посольского квартала был бы изрядно долог даже без попыток возницы послужить за те же деньги экскурсоводом. Все, мимо чего мы проезжали или что хотя бы открывалось в видимости, удостаивалось от него подробнейшего описания, нечувствительно переходящего в восхваление или историческую лекцию. Академический квартал, казармы, порт, при нем Сыротаможенная площадь и Парадный причал… Громада султанского дворца, похожая на исполинский торт-безе, изрядно пропеченный здешней жарой, чтобы подняться воздушной пеной с исполинскими пузырями куполов…

Даже ушедшие под воду кварталы получили свою долю славословий, воспевающих времена Принца Хисахского, который еще застал их над поверхностью моря. Стоило в просвете меж домами мелькнуть завораживающему блеску волн, как вновь и вновь звучали названия затонувших площадей — имена Дседе Мваны, угольнокожей атинской Жрицы Ночи, снизошедшей к страданиям принца в изгнании, Хулии Монтес, иэрийской возлюбленной Халеда, и Уфии аль-Риххол, дочери шута, которая, если верить пиесе, отдала за него жизнь самым трагическим образом…

Если б не изрядная усталость, мешавшая запомнить бесчисленные названия и факты, то к моменту, когда покажутся здания посольства, мы могли бы ориентироваться в городе не хуже местного уроженца. Подумав об этом, я попытался применить кое-что из профессиональных знаний к полученным при исцелении Мечом Повторной Жизни эльфийским магическим способностям.

— Меморо энфорсире Пойнтер! — Вроде бы прошептать стандартное заклятие усиления памяти в собственный адрес удалось незаметно, но глянув по сторонам, я увидел, как губы обеих жен двигаются в том же ритме. Келла еще и над Пемси пошептала, коротко на ухо объяснив ей назначение заклятия. Это отпечаталось в сознании ярко и четко, как сквозь заклятый на увеличение хрусталь. Вообще все события сегодняшнего дня вдруг стали удивительно отчетливыми и ясными — ничто ни с чем не спутаешь и не забудешь, даже если захочется. Сработало!!!

Заодно прояснилась несообразность, преследующая меня от самого выезда из надвратного укрепления. Столь внезапно наступивший вечер никак не кончался, хотя в пустыне переход от дня к ночи всегда бывал недолог. Что-то странное творилось здесь со временем…

Или с солнцем?!

Сумерки длились слишком долго, и слишком неизменным был золотистый цвет закатного неба. Оставаться в неведении и дальше я не мог. В спросе невелик позор, тем более для чужеземца, по определению не сведущего в местных особенностях.

— Что тут, всегда вечер?

— Вроде того, эфенди, — с готовностью отозвался возница, как раз не имевший иных поводов почесать язык. — Это затенитель.

— Что?! — Объяснение не выглядело особо понятным.

— Тень такая… Заклятая, — замялся самодеятельный гид. — С темного стекла или масла оливкового, настоянного на кофе… Я не маг, эфенди, чтоб разбираться!

О да, оливковый оттенок в сумраке отчетливо чувствовался. Не в сумраке даже, а в золотисто-коричневом мягком свете, какой бывает на закате, если воздух наполнен тончайшей пылью. Немудрено было спутать!

Хотя нет, время дня отлично угадывалось по длине теней. И наполненность, объем светового потока никуда не девались. Оттого впечатление от дня-вечера было на редкость двойственным…

Ярое пустынное солнце, проходя сквозь затенитель, теряло свою злость. К проблеме защиты от безжалостных лучей светила в столице подошли куда как радикально — на улицах Хасиры всегда властвовала вечерняя заря.

Сразу же стали понятны мнимо беспечные одеяния коренных обитателей. Зачем кутаться в плотную ткань, когда весь город накрыт прозрачным куполом золотисто-кофейного цвета — не материальным, понятно, а иллюзорным. Настоящий-то свод такого размера либо рухнет под собственной тяжестью, либо окажется совершенно светонепроницаемым от обилия несущих конструкций.