Его последние слова были встречены взрывом громкого смеха; не смеялись только двое: щеголеватый Франческо рзоне Карманьола, с кислой миной на лице взиравший на триумф этого выскочки, в котором он уже начинал видеть соперника, и принцесса Валерия, лишь утвердившаяся в своем мнении о Белларионе как о низком обманщике и почти уверенная в том, что вся эта история с воскрешением из мертвых была намеренно подстроена им с тем, чтобы извлечь из нее наибольшую выгоду.
Габриэлло Мария подошел к Беллариону и пожал ему руку; сам герцог и делла Торре последовали его примеру, напыщенно провозглашая его Победителем при Траво.
— Этот титул, синьор герцог, может принадлежать только синьору Фачино, — вежливо ответил Белларион.
— Воистину, мессер, скромность украшает героя! — воскликнул делла Торре.
— Еще в большей степени это должно относиться к синьору Фачино, который из присущего ему благородства преувеличил значение моего скромного успеха.
Но его все же заставили выслушать изрядную толику лести, и прошло немало времени, прежде чем ему удалось улизнуть от этих придворных сикофантов note 81герцога, всегда готовых подлизаться к человеку, которому благоволит их повелитель, и отправиться, как он собирался сделать с самого начала, в апартаменты Фачино.
Он нашел там графиню, в одиночестве сидевшую на лоджии. При его появлении она вскочила со своего кресла и легко, словно паря над полом, поспешила ему навстречу.
— Белларион! — воскликнула она, протягивая к нему руки, и тот, увидев, как зарумянились ее щеки и радостно заблестели глаза, почувствовал себя крайне неуютно.
— К вашим услугам, синьора! — чопорно поклонился он.
— Белларион! — вновь воскликнула она, на этот раз с легким оттенком упрека в голосе, и положила свои руки ему на плечи. — Как я оплакивала тебя! Я думала, что мое сердце разорвется от горя и я не переживу тебя. Почему же у тебя не нашлось иных слов, кроме «к вашим услугам», чтобы поприветствовать меня? Из какого теста ты сделан, Белларион?
— А вы, синьора? Из какого теста сделаны вы сами? — с неожиданным гневом выпалил он и грубо стряхнул с себя ее руки. — О Боже! Осталась ли верность в этом мире? Только что герцог потчевал меня похвалой, которая в его устах звучала как предательство, как подлость по отношению к синьору Фачино. А что я вижу здесь? — все ту же измену, но которая бесконечно больнее ранит мое сердце.
Она отпрянула от него, словно ее ударили, и отвернулась. Но в следующую секунду они вновь стояли лицом к лицу, и ее длинные узкие глаза превратились совсем в щелочки, что, надо сказать, ничуть не украшало ее.
— Что ты имеешь в виду? Когда ты успел научиться солдафонству? — холодно проговорила она и неприятно рассмеялась, будто сделала неожиданное для себя открытие. — О, я вижу, вижу! Ты думал, что я… О, глупец! Надутый, тщеславный глупец! Что скажет Фачино, если узнает, как ты оскорбил меня своими гнусными измышлениями? Не зная, что ответить, он лишь ошеломленно глядел на нее.
— Вы говорили, синьора, — горячо начал было он, пытаясь вспомнить слова, которыми она столько раз донимала его, но вдруг осекся и резко сменил тон. — Вы правы, синьора. Конечно, я — дурак. Вы позволите мне откланяться?
Он сделал движение, собираясь уйти, но она не рассчитывала отпускать его, не сказав самого главного.
— Что же такого я тебе говорила? Чем я вызвала столь дикие предположения? Призналась, что оплакивала тебя? Верно. Но я оплакивала тебя как мать, а ты… Ты решил… — она повернулась и устремилась назад, к лоджии. — Оставьте меня, мессер. Подождите синьора в другом месте.
Не проронив ни слова, он ушел, но, как вскоре выяснилось, вовсе не для того, чтобы разыскать Фачино, поскольку сегодняшний день обещал быть для него на редкость насыщенным событиями.
Едва переступив порог апартаментов Фачино, Белларион столкнулся с Габриэлло Марией, который, как оказалось, повсюду разыскивал его, чтобы проводить в Новый Бролетто, где собирались представители коммуны Милана, готовые выразить Беллариону свою благодарность.
— Не надо мне благодарностей, которые я не заслужил, — угрюмо ответил он на приглашение Габриэлло.
— Однако вам придется принять их: отказываться было бы крайне неприлично и оскорбительно для народа.
И безродный, безымянный Белларион покорно поплелся за синьором Габриэлло Марией Висконти принимать уверения в любви и выражения в признательности от великого и славного города Милана. В огромном зале собраний дворца Раджоне он терпеливо выслушал восхваление своих выдающихся достоинств и описание замечательных подвигов, совершенных им, и с достойной подражания скромностью принял награду в десять тысяч золотых флоринов, назначенную ему советом коммуны. Другими словами, коммуна поровну разделила между ним и Фачино сумму, обещанную последнему за избавление города от угрозы нашествия армии Буонтерцо.