Он так ничего и не сделал. Прошло две недели, а он так и не написал. Но однажды вечером взял перо и подготовил письмо. Не отправил его, а послал за Гектором Трембатом. Они проговорили почти час. Затем Джордж переписал письмо и отправил.
Белла натягивала чулки, когда в дверь постучали. Гостей она не ждала, но предположила, что это Морис не сумел удержаться.
Увидев, кто перед ней, то взвизгнула от радости.
— Папа! Папа!
Сперва она обняла отца, а потом сам Росс сгреб ее медвежьей хваткой.
— Папа! Как здорово! Ох, я так рада! Такая неожиданность! Мне прямо не верится! Неужели ты и правда здесь? Как здесь оказался? Это так чудесно!
— Да вот, проезжал мимо и решил тебя разыскать.
— Ох, папа! Ты все шутишь! До чего же приятно! Как ты узнал? Как догадался? Откуда ты? Это прямо сон какой-то!
— Увидел объявление, когда въехал в город. Я опоздал?
— Нет, сегодня вечером представление! А может, еще и завтра.
— Тогда я надеюсь раздобыть билет.
— Они распроданы. Но Морис это уладит. Мама с тобой?
— Нет, дала это поручение мне.
— Ох, Боже мой, я не смогу сегодня петь, если ты станешь слушать.
— Мне бы хотелось тебе поверить, но при всем желании не получится.
Белла взяла его за руку и потянула в комнату.
— Ох, папа, ты знаешь меня как облупленную. Но все равно...
— Вряд ли я полностью понимаю тебя, с тех пока как ты стала женщиной.
— Когда это я стала?
— Около шестнадцати лет назад.
Белла восторженно расхохоталась. Росс не заметил ни намека на скрытность в ее приветствии. Она налила ему выпить, извиняясь за беспорядок в комнате, спросила, когда он уехал из Нампары, где остановился, как все поживают, и восклицала, что здесь ему все обрадуются и почтут за честь с ним познакомиться.
Уже пять часов. Через полчаса ей пора отправляться в театр.
— Сначала, — заявила Белла, — я напишу записку Морису, скажу, чтобы он нашел тебе место. Посыльный передаст.
Пока Белла царапала записку, Росс оглядел ее. При каждой новой встрече он замечал в ней перемены. Теперь на ней много грима. Блестящие волосы зачесаны и прибраны, большие глаза, длинные ноги виднеются из-под подобранной юбки. Ее жесты всегда отличались легкой экстравагантностью, теперь они приобрели элегантность, выдержанность. Бог ты мой, думал Росс, она актриса! Становится примадонной!
Когда записку отнесли, Белла сделала ему бутерброд с сыром и жадно умяла свой.
— Какого мнения вы все обо мне? Мне выпал в жизни шанс, и я им воспользовалась, но понятно, что негоже так поступать. Что ты думаешь обо мне, папа? А мама? Ее страшно это потрясло?
— Как родители, — ответил Росс после некоторого раздумья, — мы всегда излишне потакали своим детям. Тебе это известно. Тебя следовало хорошенько лупить ручкой от метлы или чем-нибудь покрепче. Но мы решили так не поступать и теперь пожинаем плоды.
— Ты сказал, что мама послала тебя с поручением. Дорогой папа, поручение связано со мной?
— Да. Забрать тебя домой.
Белла медленно выдохнула.
— Ох. Так я и думала.
— Выше нос. Тебе восемнадцать. Мой родительский авторитет не носит непререкаемый характер.
— Но твой родительский авторитет, — Белла поковыряла палец, — зиждется не... на палке. А исходит из любви. Поэтому труднее ему сопротивляться.
— Сколько ты пробудешь здесь? Когда закончатся спектакли?
— Ох, во вторник. Но у нас такой успех, что Морис думает поехать в Париж.
В этот момент упомянутый мужчина появился в дверях. Он переоделся для театра в черную визитку с черной бархатной бабочкой на шее.
Он вошел неуверенно, быстро улыбнулся Белле и учтиво поклонился Россу, который встал и протянул французу руку.
Английский подвел Мориса, и после нескольких фраз они заговорили на французском.
Годы еще не согнули Росса, и он возвышался над молодым человеком. Высокие скулы, светлые глаза, шрам — сильно напоминающий шрам, полученный на дуэли — придавали его облику гораздо больше внушительности, чем он желал выказывать; но несколько замечаний Росса, брошенных с улыбкой, вскоре разрядили обстановку. Морис спросил, не возражает ли он сидеть в ложе мэра с парой почетных персон, которые придут на спектакль вечером. Один из них — месье Огюст Пине, близкий друг Россини, он отчитается перед композитором в Риме, где тот сейчас находится. Вполне возможно, сказал Морис, что постановка поедет в Париж, в театр «Грамон».
— Скоро? — спросил Росс.
— Надеюсь, что скоро. Вы... ведь не собираетесь пока забирать Беллу домой?
— Я собираюсь увезти ее в Лондон. Ей надо успокоить миссис Пелэм, которая считает, что проявила чрезвычайную небрежность, предоставив Белле столько свободы. Вообще-то, она безутешна. Именно это — я про утешение миссис Пелэм — не столько дочерний долг Беллы, сколько моральный.
Повисло молчание.
— Если через несколько недель у вас получится дать в Париже спектакль, мы не станем препятствовать возвращению Беллы.
— Благодарю вас, сэр, — пылко заявил Морис и бросил взгляд на Беллу.
Росс перехватил этот взгляд. Так значит, между ними что-то происходит, подумал он. И это связано не только с музыкой.