— А мужчин?
— У меня нет к ним тяги, если ты об этом.
— Но ведь ты женат.
— Мэри какое-то время отличалась от других. Вскоре я перестал удовлетворять ее требованиям, как и она перестала удовлетворять моим. Если бы она родила мне сына, то нашлось бы какое-то решение. Вместо этого она стала гнить изнутри, как червивое яблоко, зараженное болезнью. Лучше бы померла.
— Батто стал бы прилежным семьянином, — съязвил Валентин. — Через годик-два я, может, отправлю его обратно в Африку, чтобы он нашел себе пару.
— Удачи тебе в этом.
— Это точно. Посмотри-ка туда, — указал Валентин тростью. — Вон за той расщелиной нашли Агнету.
Пол приставил ладонь козырьком над глазами.
— Нет. Вон на той вершине за расщелиной.
— Откуда ты знаешь?
— На следующий день я ходил с Беном Картером и констеблем Парди осматривать место происшествия. Это ведь Бен нашел тело. Я точно помню место, потому что землю вокруг истоптали зеваки.
Часть четвертая
Клоуэнс
Глава первая
Весной английский кабинет министров, пережив заговор, в ходе которого головы министров собирались выставить на пиках перед Мэншн-хаусом, официальной резиденцией лорда-мэра, готовился к унизительной коронации самого непопулярного монарха в истории. Однако на расходы не скупились. На новые драгоценные камни для короны ушел миллион фунтов стерлингов, а также на парады, празднества, религиозные и светские церемонии во множестве соборов страны. Вильгельм, герцог Кларенс, следующий претендент на престол, поделился мнением с другом, что если когда-нибудь он взойдет на трон, то «такой чепухи будет по минимуму». Королева Каролина Брауншвейгская, грубая, дородная, нарумяненная, с крашеными волосами, которую давным-давно отослали в Италию, где она вела чрезвычайно распутную жизнь, теперь заявила, что возвращается в Англию и будет короноваться вместе с супругом.
Новый король пришел в ужас. Недавно он завел очередную любовницу и хотел исключить Каролину из литургических церковных молитв и даже, возможно, добиться расторжения брака. Однако все попытки (а их предпринималось множество) воспрепятствовать ей потерпели поражение, и пятого июня она высадилась в Дувре. Туалет ее составляли корсаж с глубоким декольте из бельгийского кремового кружева и короткая голубая юбка, открывающая толстые ноги в высоких лаковых сапогах. К разочарованию толпы, она не привезла итальянского любовника, но народ всячески старался оказать ей теплый прием.
Звонили церковные колокола, ликующие толпы выстроились вдоль пути до самого Лондона. Ее встречали почти как герцога Веллингтона сразу после победы при Ватерлоо. В Лондоне лошадей распрягли, и толпа с шумными приветствиями тащила карету до самого Карлтон-хауса. Посреди переполоха и грохота разбитых окон, разорванных ограждений и фейерверка ее провозгласили английской королевой, нравится это Георгу и министрам или нет. Многие сочли, что признание королевы массами обусловлено не столько восторгом от ее выдающихся качеств, сколько желанием показать презрение и неприязнь к человеку, который еще до января именовался принцем-регентом.
Начались недели трезвых собраний; в обстановке бесконечных шествий и демонстраций коронацию перенесли на осень. Королева побывала везде. Во время затянувшихся переговоров касательно как ее прав, так и их отсутствия, она ежедневно подъезжала к Вестминстеру в экипаже с шестью лакеями в красных с золотом ливреях и намеренно надевала черный кудрявый парик почти до плеч, шляпу с белыми страусиными перьями и длинный черный плащ. Король не выходил на улицу из страха, что его закидают камнями, а экипаж перевернут. В воздухе витала революция. Вскоре после Манчестерской бойни [3] грянул мятеж, затем на улице Катона созрел заговор с целью убить всех министров, так что можно было ожидать чего угодно. Демельза, беспокоящаяся о безопасности дочери-певуньи, вздохнула чуть ли не с облегчением, что сейчас Белла находится далеко от всей этой суматохи и живет в относительно мирном французском городке.
Премьера «Севильского цирюльника» в новой французской постановке прошла в театре Жанны д'Арк через три дня после триумфального возвращения королевы Каролины в Англию, в четверг, восьмого июня 1820 года. Летняя вспышка холеры не помешала спектаклю, в итоге выкупили все места, и шумная толпа стояла в партере. Морис сделал гениальный ход, позволив некоторым уличным нищим выучить самые привлекательные мелодии, чтобы публика сразу их узнавала и приветствовала.