Белеет парус одинокий. Тетралогия

В катакомбах не было календаря. Счет дням и месяцам вели на память. Одно время Синичкин-Железный делал на стене зарубки — подобно Робинзону, но потом бросил, так как дни перемешивались с ночами, и он скоро запутался в счете, но Раиса Львовна втайне все время вела счет дням. Она вела его упрямо, неустанно.

Наружно она была спокойна. Никто даже не подозревал, как сильно переживала она разлуку с мужем, первую разлуку за всю ее жизнь. Как она втайне мучилась, как волновалась за своего Колесничука, как боялась за его жизнь! Ведь только она одна, кроме Черноиваненко, знала, где он находится и для какого опасного дела оставлен в тылу врага. И она все время думала о муже и считала дни разлуки. И вот теперь, по странной ассоциации идей, она вдруг вспомнила время, подсчитала дни и поняла, что сейчас утро 31 декабря.

Это неожиданное сообщение необыкновенно всех поразило. Они давно уже забыли о такой житейской вещи, как праздник. И им было не до праздников. Наступление Нового года, с которым люди обычно связывают так много надежд на будущее, привело их в сильнейшее волнение.

Тотчас «Тарас Бульба» был отложен в сторону, и началась подготовка к встрече Нового года. Особенно ухватился за эту встречу Черноиваненко, как за очень хорошее средство поднять настроение людей. Он до того расщедрился, что даже разрешил ради такого случая, кроме дежурной «летучей мыши», зажечь «ночью» еще два добавочных светильника. Что же касается торжественного новогоднего ужина, то, кроме обычной каши, которую решено было сберечь до обеда, первый секретарь разрешил подать к столу еще кусочек сала и коробочку леденцов к чаю.

Было известно, что у Черноиваненко в несгораемом шкафу хранится некоторый запас настоящего девяностошестиградусного спирта. Откровенно говоря, на этот запас сильно рассчитывал Леня Цимбал. Он уже несколько раз издали, самым деликатным образом начинал заводить разговор на эту тему, но Черноиваненко или отмалчивался, или делал вид, что очень занят. Он и вправду был очень занят: сидел за своим каменным столом и, низко наклонив над бумагой голову в ушанке, медленно писал что-то карандашом, часто останавливался и поднимал глаза вверх. Судя по всему, он готовился к новогоднему итоговому докладу: составлял тезисы. Впрочем, иногда по его губам скользила странная улыбка.

Леня Цимбал томился, шагая взад-вперед возле первого секретаря. Иногда Леня садился за стол и, облокотясь на плечо Черноиваненко, пытался заглянуть в бумагу — скоро ли он кончит. Черноиваненко закрывал горстью написанное и отодвигал Цимбала:

— Леня, перестань ходить вокруг несгораемого шкафа.

— А я не хожу. Разве ж я хожу?

— Ты ходишь.

— Какой мне интерес ходить?

— Вот именно, что нет ровно никакого интереса. И не мечтай о том, о чем ты мечтаешь.

— А о чем я мечтаю?

— Это не важно. Но предупреждаю, что эти беспочвенные мечты так и останутся беспочвенными мечтами.

— Но почему же, Гавриил Семенович? — жалобно, почти нежно стонал Леня. — Хоть бы по сорок граммов на нос.

— Потому что это неприкосновенный запас: энзе.

— Даже ради такого случая?

— Даже ради такого случая.

— Вы меня, честное слово, удивляете!

— Хватит. Кончим эту дискуссию. Не мешай мне заниматься.

— Что ж, не надеялся я, что вы окажетесь таким несговорчивым, — говорил Леня, вздыхая и продолжая прохаживаться туда и назад мимо шкафа, видимо все еще на что-то надеясь, но Черноиваненко посмотрел на него с таким выражением, что Цимбал сделал испуганные глаза и отскочил.

…Петя и Валентина, лежа на столе заседаний, выпускали новогодний номер стенной газеты «Подземный большевик». Ради праздника им предоставили полную свободу, и они почти всю газету изрисовали карикатурами. Здесь была длинная карикатура в духе Кукрыниксов — «Утренняя зарядка», здесь был и румынский комендант, взлетающий на воздух вместе со своим штабом, и Матрена Терентьевна, роняющая крупные, как виноград, слезы над аптекарскими весами, на которых она взвешивает продукты, и целующиеся при свете «летучей мыши» Лидия Ивановна и Свиридов.

Но гвоздем номера была карикатура, предложенная и подписанная Леней Цимбалом. На этой картинке, занявшей больше четверти газеты, изображался разгром немцев под Москвой и Новый год в виде красноармейца, нанизавшего на штык Гитлера, Антонеску, Муссолини и всех прочих врагов Советской власти; в снегу валялись трупы гитлеровцев, брошенное оружие… И под всем этим красовалась ленточная подпись-лозунг: «С Новым годом наступающим, с немцем, гадом, отступающим!»