Белеет парус одинокий. Тетралогия

— Можете себе представить, я вас в первый момент совершенно не узнал, — сказал Петр Васильевич, глядя на Дружинина счастливыми глазами.

— Меня очень легко было узнать. Я ведь не изменил своего лица. Только мундир да фуражка… Зато вы, Петр Васильевич, постарались! Настоящий молдаванин-единоличник. — Дружинин снисходительно усмехнулся. — Борода, свитка, шапка, постолы. Красота!

— Как же вы меня узнали?

— Профессия.

— Вот уж действительно, не было бы счастья, да несчастье помогло!..

19. «Вот тебе и копченая скумбрия!»

Петру Васильевичу вспомнился знойный степной полдень, воздух, текущий по горизонту, его сын Петя, пестрая девочка и пограничник в зеленой выгоревшей фуражке, который подбрасывает эту пеструю девочку, как букет, ловит ее, переворачивает, и они оба — папка и дочь — заливаются радостным смехом. Боже мой, как давно, как далеко все это было! Как будто бы на какой-то другой, счастливой планете.

— Слушайте, вы себе не можете представить, до чего я рад вас видеть! — наивно воскликнул Петр Васильевич.

— И я тоже, — сердечно ответил Дружинин и вдруг грустно улыбнулся: — Так как вы говорите? Шабо, Аккерман, Будаки?.. Страна вашего детства?

— Копченая скумбрия, — прибавил Петр Васильевич печально.

— Вот тебе и копченая скумбрия! — сказал Дружинин.

— Н-да… Покатались на моторной лодке. Погуляли. Ничего себе! Кстати, где же теперь находится ваша прелестная дочурка? Лидочка, кажется?

— Галочка. Я ее отправил самолетом обратно в Харьков, как только все это началось. А где она в данный момент, просто не представляю. Очень беспокоюсь. А ваш Петя?

— Я его тоже успел отправить в Москву.

— Шустрый малый. Одно слово — вице-президент!

И они оба замолчали, задумались…

— Стало быть, уточним обстоятельства, — мягко сказал Дружинин, меняя тему. — Простите, вы член партии?

— Нет, я беспартийный, — сказал Петр Васильевич, почему-то слегка краснея. — Но, я думаю, это не имеет никакого значения?

— Конечно, конечно. Я просто уточняю. Мы сейчас все большевики — партийные и непартийные. Не так ли? Насколько я вас понял, вы командир Красной Армии?

— Да. Командир батареи. Мне полагалась броня, но я…

— Это понятно.

Дружинин замолчал и молчал довольно долго, видимо что-то обдумывая.

— Петр Васильевич, — наконец сказал он, — нас столкнула судьба… вы сами видите, при каких обстоятельствах. Надеюсь, для вас ясно, что я выполняю определенное боевое задание. Вам не надо объяснять какое. Это задание партии и правительства. Государственное задание.

— Нахожусь в полном вашем распоряжении, — сказал Петр Васильевич.

— Я так и думал.

Дружинин протянул руку, и они обменялись быстрым крепким рукопожатием.

Разговаривая, Дружинин продолжал что-то записывать в блокнот.

— Между прочим, — сказал Петр Васильевич, — когда я блуждал по Парку культуры и отдыха имени Шевченко, то наскочил на какую-то тяжелую батарею. Может быть, вам это будет полезно?

— Сколько вы там насчитали орудий? — быстро спросил Дружинин.

— Четыре.

— Калибр?

— По-моему, стосорокапятимиллиметровые.

— Дальнобойные?

— Да, дальнобойные.

— Они их уже установили?

— Они их устанавливали: рыли огневую позицию.

— Фронтом куда? В море?

— Фронтом в море.

— А может быть, не в море?

Петр Васильевич задумался:

— Нет, по-моему, фронтом в море.

Дружинин поморщился и резко сказал:

— По-вашему!.. Нам важно установить не как «по-вашему», а как на самом деле.

Дружинин вдруг спохватился, что сделал слишком резкое замечание немолодому, хорошему и, в сущности, малознакомому ему человеку. Он густо покраснел и сказал:

— Пожалуйста, извините. Я слишком увлекся работой. Кроме того, я уже три ночи не спал. А эта дальнобойная батарея, которую вы обнаружили, очень показательный факт. Если они ее устанавливают как береговую, то, значит, они боятся десанта, и это необходимо отметить.

— Они ее устанавливают фронтом в море, — твердо сказал Петр Васильевич.

— Спасибо.

Дружинин быстро записал в блокнот несколько слов.

— И еще, — сказал он торопливо, — когда вы добирались из Будак в Одессу, вы ехали по какому маршруту?

— На Аккерман.

— А из Аккермана?

— Из Аккермана через Днестровский лиман.

— На Беляевку или на Овидиополь?

— На Овидиополь.

— Как вы переправлялись? На пароме?

— Зачем на пароме? Там они навели превосходный понтонный мост. Мужиков, которые везут продукты на одесский рынок, они пропускают вместе с войсками через понтонный мост.

— Это замечательно! Это просто замечательно! — забормотал Дружинин, потирая руки. — Два очень ценных факта. Во-первых, по-видимому, крестьяне неохотно везут продукты на рынок, а во-вторых, новый понтонный мост между Аккерманом и Овидиополем.

Дружинин достал трехверстку, засунутую под автомобильное сиденье, и углубился в ее изучение. Изучая карту, складывая и раскладывая, он машинально упирался карандашом в переносицу. Карандаш был химический, и скоро на переносице Дружинина образовался лиловый след. Иногда Дружинин сверялся с записями в блокноте. Иногда он подымал глаза вверх, как бы что-то припоминая, и беззвучно шевелил обветренными губами.