Читаем Белеет парус одинокий. Тетралогия полностью

— Так вы же сами знаете, товарищ секретарь, что я уже целый месяц нахожусь на казарменном положении, безотлучно при автомобиле.

— Все-таки надо было раньше соображать, — сказал Черноиваненко решительно. — Теперь я даже не знаю…

Святослав потупился:

— Виноват.

Вслед за тем он сделал усилие, как бы стараясь стряхнуть со своей души тяжелый груз, но не сумел его стряхнуть, а только еще больше вытянулся и прямо посмотрел в глаза своему начальнику:

— Разрешите заниматься своим делом?

— Подожди.

Черноиваненко задумался, помолчал.

— Мама твоя далеко живет?

— Да господи же! — закричал Святослав, забывая на миг всякую субординацию. — Рядом! На хорошей машине туда и обратно двадцать минут.

— Где именно?

— За Пересыпью. В самом начале Лузановской дороги. Разрешите?

Хотя при настоящей неопределенной обстановке отпускать человека по личному делу из отряда в город и противоречило всем правилам конспирации, тем не менее, увидев так отчаянно и так просительно блестевшие глаза Святослава, Черноиваненко не мог лишить его свидания с матерью, которое в конце концов могло оказаться последним свиданием. Тем более что отсюда до Лузановской дороги было действительно совсем недалеко. Черноиваненко это хорошо знал, так как в тех же местах жила зимой его племянница Мотя Перепелицкая.

Подумав о Матрене Терентьевне, Черноиваненко тут же вспомнил ее записку. Что сейчас делает Матрена Терентьевна? Вернее всего, она уже эвакуировалась из города на каком-нибудь транспорте вместе с Валентиной и Петей. Тогда все в порядке. А что, если она, до последней минуты охраняя имущество рыбколхоза, задержалась, не сумела пробиться в порт с детьми и вещами? Это тоже легко могло случиться. Черноиваненко слишком хорошо знал всю непрактичность Моти, когда дело касалось устройства своих личных дел, — черта, свойственная всем Черноиваненкам. Он представил себе ее, растерявшуюся, беспомощную, не сумевшую своевременно достать пропуск в порт и обеспечить себе транспорт. Как он не подумал об этом раньше! Он почувствовал сильнейшее беспокойство.

Однако Гаврик не мог проявить и слабость.

— Подожди, — сказал он и, шагнув к фонарю стал не торопясь перелистывать записную книжку. Он перелистал ее раз, потом еще раз, постукивая по страницам карандашиком и все более и более хмурясь.

Наконец он крикнул коменданта лагеря:

— Цимбал!

— Здесь Цимбал!

И Леня Цимбал подскочил к Гаврику, обдергивая гимнастерку.

— Примусы кто заготовлял? — сказал Гаврик. — Ты?

— Так точно, я.

— Сколько их у вас, примусов?

— Два, товарищ секретарь.

— Верно, два. И все, что полагается для примусов, тоже имеется?

— А как же. По две запасные головки на каждый примус, самоварная мазь для чистки медных корпусов и два литра газолина.

— Все? — холодно спросил Гаврик.

— Все.

— Так. А ежики?

— Чего ежики? — неуверенно пробормотал Леня.

— Я спрашиваю: а ежики?

— Какие?

— Такие самые. Ежики, чтобы прочищать головки при засорении?

— Ежиков нема, — после некоторого молчания упавшим голосом сказал Леня Цимбал. — Ежики выскочили из головы. Такая мелочь…

— Мелочь! — грозно сказал Гаврик. — Мелочь! Запомни себе и заруби на носу, что в подполье нема мелочей. Из-за любой мелочи ты и сам можешь погибнуть, и людей погубить. Я на тебя понадеялся как на каменную гору, а у тебя, оказывается, нема ежиков. Ежиков нема! — повторил Гаврик, свирепо нажимая на слово «нема» и на слово «ежиков». — А если у нас примуса выйдут из строя, чем будем прочищать? В лавочку сбегаем за ежиками?

— Виноват, — тихо сказал Леня.

В другое время он бы, конечно, не отказал себе в удовольствии вдоволь поострить насчет такой смешной мелочи, как забытые ежики. Но теперь он сокрушенно опустил голову.

— Ладно. И учти себе это на будущий раз. А все-таки от твоих извинений нам не легче. Ежиков все-таки нема. Вот что, Станислав, — сказал Гаврик, — бери свою знаменитую машину и быстренько езжай к маме. У твоей мамы в хозяйстве ежики для примусов найдутся? Так вот. Захвати у нее для нашего отряда ежиков, сколько можно больше, а если у нее нету, то у соседей, а потом срочно гони машину в Крыжановку. Это оттуда пара километров. Рыбколхоз «Буревестник» знаешь? Найдешь там хату Перепелицких, спросишь Матрену Терентьевну.

— Я знаю, — сказал Святослав. — Зимой мы с ними соседи.

— Тем лучше. Выясни, как там и что. Вернее всего, они уже эвакуировались. А если нет, то забери их на свою машину и в самом срочном порядке подбрось в порт и посади на транспорт. Если не будет транспорта, то обеспечь посадку на катер, на какой-нибудь бот, свяжись с командованием, попроси от моего имени, чтобы их обязательно куда-нибудь посадили. В крайнем случае найди кого-нибудь из руководящих работников обкома и покажи эту записку. — Черноиваненко протянул Святославу листок. — Понятно?

— Слушаюсь! — радостно воскликнул Святослав.

— Езжай.

— А как потом прикажете поступить с машиной?

— С твоей антилопой? Брось ее к черту. Пускай на ней фашисты ломают голову.

— Лучше я ее уничтожу собственными руками, — мрачно сказал Святослав.

Перейти на страницу:

Все книги серии Волны Черного моря

Белеет парус одинокий. Тетралогия
Белеет парус одинокий. Тетралогия

Валентин Петрович Катаев — один из классиков русской литературы ХХ века. Прозаик, драматург, военный корреспондент, первый главный редактор журнала «Юность», он оставил значительный след в отечественной культуре. Самое знаменитое произведение Катаева, входившее в школьную программу, — повесть «Белеет парус одинокий» (1936) — рассказывает о взрослении одесских мальчиков Пети и Гаврика, которым довелось встретиться с матросом с революционного броненосца «Потемкин» и самим поучаствовать в революции 1905 года. Повесть во многом автобиографична: это ощущается, например, в необыкновенно живых картинах родной Катаеву Одессы. Продолжением знаменитой повести стали еще три произведения, объединенные в тетралогию «Волны Черного моря»: Петя и Гаврик вновь встречаются — сначала во время Гражданской войны, а потом во время Великой Отечественной, когда они становятся подпольщиками в оккупированной Одессе.

Валентин Петрович Катаев

Приключения для детей и подростков / Прочее / Классическая литература

Похожие книги