- Войди, дочь моя, не смущайся. Скрывать свою боль недостойно верующего, а если от твоих ног останутся следы в моих покоях, я сам уберу за тобой, и это будет лучшим днем в моей жизни.
Екатерина робко, с опаской переступила порог. Послушник поставил два стула друг против друга - для старца и для его гостьи. Отец Паисий долго устраивал свою больное тело на стуле, а женщина все стояла, никак не решаясь сесть. Послушник энергичным кивком хозяина показал ей на стул, и Екатерина подумала, что эти рыжие всегда с сумасшедшинкой. С ними лучше не связываться. Села на самый краешек, облегченно вздохнула, радуясь тому, что ноги получили небольшую передышку.
- Как тебя зовут, дочь моя?
- Екатерина. В селе иногда прибавляют - Маленькая.
- Маленькая - почему?
- В насмешку. Есть же еще одна Екатерина. Великая.
- Я вижу, народ у вас смешливый.
- Виноградников много. А там, где вино, там и смех,
- Уж это так.
Старческими, обесцвеченными, потерявшими зоркость при переписке святых книг глазами отец Паисий принялся внимательно и долго ее разглядывать. Он не любил толпу, она была ему противна. Он часто повторял, что бог не создавал толпы, он создал всего двух человек - Адама и Еву. Это уж потом они сами, расплодившись, стали расами, народами, государствами, толпами. Именно поэтому, говорил отец Паисий, если хочешь найти след божеского замысла, никогда не ищи его в толпе. Только в отдельно взятом человеке его еще удается найти, конечно, когда удается.
- Откуда ты родом, дочь моя?
- Из Околины. Село есть такое на Днестре, чуть выше Сорок.
- Бог ты мой, да оттуда ближе будет до Киева, чем до нас!
Екатерина благодарно улыбнулась - люди, хотя бы отдаленно слышавшие что-либо о ее родине, казались ей добрыми, умными и воспитанными.
- Раньше и вправду наши чаще ходили на богомолье в Печерскую лавру, но теперь война. Такое опустошение и безбожие кругом, что я с чего-то подумала - надо бы куда-нибудь подальше.
- Зачем дальше-то?
- Ну как же... Сказано ведь - ищите да обрящете.
- Воистину так, дочь моя, ищите да обрящете. Но, однако, сколько же ты к нам шла?
- Вчера исполнилось две недели.
- Две недели, и все пешочком? Не было попутных? Не попадались?
- Не полагается, идя на богомолье, ездить на попутных.
- Ну, это когда у человека есть силы, но если у него ноги изранены... Или стыдно было проситься в чужую телегу?
- Дважды, святой отец, поддалась искушению и напросилась.
- Не взяли?
- Один взял, подвез версты три, другой проехал мимо.
- Есть у тебя дети?
- Шестеро.
- Кто твой муж?
- У меня нет мужа.
- Погиб на войне или в миру затерялся?
- У меня его никогда не было.
- Но, дочь моя, шестеро ребятишек?!
- То сиротки, святой отец. Не знаю, как тут у вас, а у нас была страшная чума. В какие-то две недели скосила больше половины села. Моих близких всех бог прибрал. Я их похоронила, поплакала над их могилками, все ждала, когда и меня бог приберет, но время шло, а смерти нет и нет, хоть плачь. Когда мор совсем утих, я наконец поняла, что это была божеская милость, проявленная ко мне. В благодарность решила постричься в монашки. Пока искала монастырь, пока сговаривалась, оставшимся после чумы сироткам куда деваться? Известное дело - бедность к бедности пристает, сирота к сироте. Потом из монастыря меня уже стали звать, а куда мне девать сироток? Пошла советоваться с нашим священником, отцом Гэинэ. Выслушал он меня и сказал: "Дочь моя! Если хочешь истинно служить господу нашему, Иисусу Христу, расти этих малюток и никуда не ходи". Что делать! Кого усыновила, кого удочерила, благо от родителей остался домик на берегу Днестра. Место там красивое, но хлопотное - весной по две-три недели не спим.
- Отчего не спите?
- Воду караулим. Вдруг разольется река! Тогда хватай пожитки и беги наверх, просись к чужим людям, пока вода не стихнет и не войдет опять в русло. А так живем хорошо. Дружно живем.
- Чем же вы кормитесь?
- Известью.
- То есть как известью?!
- Отец покойный был хорошим каменщиком и к тому же умел обжигать известь. Я ему с малых лет помогала и при нем научилась этому ремеслу. Там, рядом с нашим домом, глубокие пещеры, и в тех пещерах у меня все свое - и камень, и печка для обжига. Натаскаю гнилых пней, возьму молот, а через два дня выхожу оттуда с готовой известью.
- Что же, твою известь хорошо покупают?
- Раньше она была нарасхват, но теперь, поскольку война... приходится самой ходить по селам. В два-три дня любой дом обмажу глиной и побелю. Руки, правда, страдают. Иной раз кажется - еще немного, и они у меня так же, как и ноги вот, начнут кровоточить. Ну да что же делать?
- Теперь, отправившись к нам, ребятишек на кого оставила?
- Сами остались. С Ружкой.
- Ружка - это кто?
- Собачка наша.
- Но, дочь моя... Оставить шестерых ребятишек на одну глупую собачку?
- Не говорите так, святой отец, потому что недолго и согрешить... Ружка у нас умница, она все понимает, одно только что словами выразить не может. Если хотите знать, и меня сюда на богомолье Ружка отправила...