Белая церковь

Взбежав на гору, Екатерина замерла в глубокой растерянности. Оказалось, по подвешенной в церковном дворе доске, служившей вместо колокола, лупила тяжелой палкой женщина, причем била она в нее, сидя на груженной всяким скарбом телеге. Ввиду чрезвычайной поспешности она прямо на телеге подъехала к акации, на которой висела доска, благо ни ворот, ни забора, ничего вокруг той церквушки не было. С лицом окаменелым, безучастным женщина поднимала нескончаемую тревогу на всю округу, и видно было, что, если ее не остановить, она будет колотить до второго пришествия.

- Матушка, вы мне, что ли, стучите?

- Как же, - сказала женщина на телеге, не оборачиваясь, - стала бы я из-за тебя руки отбивать... Батюшку вон никак из храма не вытащу... Уже и казаки в Днестр полезли, а он все копошится, старая курица...

Фамилия священника была Гэинэ, то есть курица, и селяне его в самом деле за глаза звали старой курицей, но чтобы сама матушка... Екатерина стояла, не зная, что и думать, а двери храма меж тем, настежь открытые, как будто звали на помощь. Какой-то тревогой, какой-то бедой несло оттуда, и, перекрестившись, Екатерина смиренно вошла в храм.

Собственно, какой там храм! Глиняный пол, три покосившихся окошечка, пропускавшие так мало света, что нужно было долго привыкать к царящей внутри полутьме. В центре несколько вытянутого в длину помещения красовался столб, подпиравший прогнувшийся потолок, но у крестьян ничего не может пропасть даром, и к верхней части столба была приделана поперечина, так что это был одновременно столб, подпиравший потолок, и крест, которому можно молиться.

В глубине помещения небольшой, в человеческий рост, алтарик, собранный из обыкновенных досок, побеленных известью и покрашенных синькой. Временами из-за перегородки выглядывала голова крайне озабоченного старца. Он все кряхтел, суетился и тяжело дышал, что-то там собирая. С улицы сидевшая на телеге матушка торопила его поминутно. Когда треск становился невыносимым, страдавший одышкой отец Гэинэ выглядывал из-за перегородки и кричал в сторону открытых дверей:

- Да иду же, сию минуту иду!

Едва переступив порог, Екатерина направилась в заветный угол поклониться святому Николе-угоднику, покровителю крестьянок, но, дойдя до заветного места, ахнула. Серое, пыльное, затянутое паутиной пятно вместо защитника земных тружениц!

- Да вы, батюшка, с ума сошли! Вы обобрали храм как липку! Пусть бог простит мне мои слова, но даже турки, даже татары во время своих набегов...

Старый, измученный спешкой священник подошел и обнял крест-подпорку, ибо, видит бог, этого ему только недоставало! Там, на улице, одна сводит его с ума, тут появилась другая...

- Глупая твоя голова, - сказал он как можно спокойнее, - разве не видишь, сколько войск спустилось к Днестру и готовится к переправе? А грозные янычары, думаешь, сидят на Дунае и чубук курят? Да завтра-послезавтра огненный смерч будет гулять над всем этим краем! И во дни тяжких испытаний что остается маленькому народу, кроме горных тропок да густых лесов?..

Екатерина стояла нахмурившись и думала о той великой северной императрице, имя которой по воле случая носила и она.

- А вот русская царица, сказывают, молится тому же богу, что и мы! Теперь что же получается - они, православные, идут к нам на помощь, а мы, тоже православные, улепетываем? Да это же все равно, что пригласить к себе человека в гости, а самому, заперев дом, сделать вид, что идешь на ярмарку!

С улицы растрещалась подвешенная к акации доска, и этот треск святой отец совершенно не в силах был перенести.

- Да иду же, сию минуту иду!

Вспомнил, что еще что-то важное нужно взять. Вернулся через боковую дверь алтаря, но, пока шел, забыл, за чем шел.

- Вот, - пожаловался он Екатерине, вытянув голову через край перегородки, - к ты меня ругаешь, и матушка торопит. А между тем село снялось с места, люди подались в леса, ж я как пастырь не могу не последовать за своим стадом. Иконы и утварь вынужден взять, потому что война может затянуться до осени, и там, в лесу, всякое может случиться - и роды, и панихиды, и похороны. Чем же справлять церковную требу, если не взять все это с собой?

Екатерина стояла посреди храма, и ее карие глаза медленно, как степные родники, наполнялись влагой.

- Теперь что же? - спросила она. - Все лето, до наступления холодов, на дверях храма будет висеть замок?

- А что, и повисит. Может, даст бог, не украдут.

Широкое лицо Екатерины, ее тяжелый мужской лоб медленно стали наливаться упрямством, и это не предвещало старику ничего хорошего.

- А разве в священном писании сказано, что, когда прихожане бегут в лес, священник непременно должен бросить свой храм и бежать за ними?

- Птичьи твои мозги, сама подумай, что для господа важнее - сотня живых душ или эта хибара, крытая соломой?

- А вот монахи из соседнего монастыря никуда не бегут.

- Фасолевое твое соображение, каменные монастыри нарочно для того в виде крепости и построены. В случае чего они могут наглухо запереть ворота и занять круговую оборону, а что мы можем на макушке этого холмика?