Белая церковь

Вдруг послушник перестал внимать словам настоятеля. Выйдя из своего угла, он направился к отцу Паисию, но шел почему-то на цыпочках, мелкими шажками, все время к чему-то прислушиваясь. Наконец и отец Паисий услышал гул наступающей конницы. Грохот армады все нарастал, нарастал, пока вдруг не умолк, срезанный каменными стенами монастыря. Несколько секунд переводили дух люди и кони, после чего, крикнув что-то по-турецки, властно постучали в железные ворота.

- Святой отец, - сказал послушник, дрожа от возбуждения. - У нас есть одна большая выгода - высота! Я соберу молодых монахов, мы выйдем на гребень стены прямо над воротами и опрокинем им на голову...

- Сын мой, - сказал растроганный старец, - ты забыл, что ты в монастыре, а не на поле брани. У нас действительно есть выгода, но наша выгода - молитва, а не высота. Смирись, сын мой, и давай воспользуемся своим истинным преимуществом...

Удивительно, подумал послушник, тяжелые времена всегда действуют на старца успокаивающе. И чем невозможнее положение, тем глубже и совершеннее покой, который его охватывает. Вот и на этот раз, просветленный, освобожденный от тревог этой бесконечной ночи, отец Паисий направился к отсвечивавшим в серебряных окладах иконкам, опустился на колени. Он уже не молился, не крестился, не клал поклоны, но такое озарение на него снизошло, что, глядя на него, можно было подумать - вот истинно счастливый человек, проживший истинно счастливую жизнь.

Вдруг, приоткрыв глаза, он увидел все еще стоявшего рядом послушника.

- Сын мой, разве ты не хочешь вкусить от того великого блага, имя которому - час умного безмолвия?

- Какое безмолвие, святой отец, когда вот-вот монастырь снесут!

- Сын мой, не суетись, когда в душе твоей слагается молитва.

- А если они сломают ворота и ворвутся в монастырь?

- И ничего без воли всевышнего не произойдет.

Подумав, послушник подошел, опустился на колени. Беспрерывный гул сводил его с ума, он вздрагивал от каждого удара в железные ворота, а тем временем уста его принялись творить "Отче наш". Тысячелетиями освещенное чередование простых слов, выстроенных в простую речь, обращенную к богу, медленно смывало с него царящую вокруг тревогу. Он мало-помалу успокоился, после чего и в самом деле от этих обычных, с детства выученных слов повеяло тем незыблемым покоем, по которому так тоскует наше земное начало и без которого дух не в силах воспрянуть и обрести себя.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Две Екатерины

За мной стоят 16 тысяч верст

пространства и 20 миллионов

верноподданных россиян.

Екатерина II

Мчатся тучи, вьются тучи...

Пушкин

Огромное облако пыли, распластавшись над выгоревшими от засухи пустырями, медленно ползло с востока на запад. В полуденном пекле, проклиная судьбину и глотая пыль, шли гренадерские и мушкетерские полки. За пехотой на усталых, взмокших от длинных переходов лошадях шли эскадроны кирасир, драгун, гусар. По флангам, прикрывая армию, тащились в невообразимом беспорядке, упиваясь вольницей, донские, уральские, запорожские казаки.

За первым валом, не давая поднятой пыли улечься, катил второй вал. Медленно двигались на воловой и конской тяге тяжелые орудия для осады крепостей. За артиллерией следовали магазины - на длинных фурах покачивались мешки с провизией для солдат, фураж для лошадей и множество всякого другого груза, сопутствующего армии во время наступления.

За пищей телесной на некотором расстоянии следовала пища духовная в виде огромных палаток, наваленных кое-как на телеги и предназначенных для свершения походных молебнов. За ними шли, опять же на почтительном расстоянии, груженные хмельным своим товаром маркитанты, а уж за маркитантами пешочком плелись, замыкая шествие, те, кого обычно называют солдатскими подружками в военное время и более грубым, но более точным словом во времена мира.

- С богом! - сказала императрица в своем манифесте о начале военных действий против Турции, и вот Украинская армия, разбившись на четыре колонны, шла через Подолию, чтобы, переправившись через Днестр, стать лагерем в ожидании встречи с главными силами неприятеля.

Дорога была адова. Между Бугом и Днестром лежала заросшая бурьяном степь. На этой принадлежавшей Турции земле в мирное время кочевали крымские татары, но с тех пор, как Крым отошел к России, эта территория, все еще принадлежа Турции, оказалась зажатой в клещи русскими владениями, почему и пустовала. Идти по полуодичалой земле было тягостно и тоскливо. Ни дымка человеческого жилища, ни петушиного крика, ни собачьего лая. Ковыль, да пырей, да полынь, сгоревшая от засухи в пору своего первого цветения. Дымятся потные спины, пыль скрипит на зубах, а солнце знай себе припекает. С утра оно бьет солдата в затылок, в полдень прожигает темя, а от полудня и до последнего отблеска за холмами слепит глаза.