Белая тетрадь

– Ксиль открылся вам, – медленно произнес Тантаэ, растягивая слова. – Открылся полностью, настолько глубоко, что даже мне это кажется удивительным. Сам-то он полагал, что делает это потому, что хочет добиться вашего полного доверия в кратчайшие сроки, и не заметил, как подпустил вас слишком близко. Мы не люди, Найта, и наша любовь – это нечто совершенно другое. Любовь шакаи-ар – это одержимость, а Ксиль был одержим вами, как никем другим. Единственный шанс на спасение – с одной стороны, и ребенок, неприкосновенное существо – с другой. – Он болезненно скривился. – Где уж тут сохранить ясность рассудка. Ксиль и не заметил, как ненадолго вы заслонили для него весь мир, пусть и в весьма специфическом смысле. Мне бы хотелось, чтобы эта одержимость стала настоящей любовью…

– Любовью?! – Я дернулась и едва не завалилась со скамьи – голову повело. – Он специально пудрил мне мозги почти месяц! Смущал, доводил, изображал заботу! И все для того, чтобы я по уши влюбилась и добровольно легла на этот идиотский алтарь! Что вы на это скажете, а? Хороша любовь?

Меня уже трясло – от злости, или от тоски, или от того и другого вместе. Хотелось кричать… И чтобы Ксиль пришел на этот крик, успокоил, объяснил, что все это было недоразумением…

Тантаэ оставил бесполезные попытки вставить в мою тираду хоть слово и теперь просто стоял напротив меня, скрестив руки на груди. В темно-вишневых глазах светилась насмешливая грусть. Он все понимал, этот странный князь, который готов был убить своего друга, но не дать ему совершить роковую ошибку.

– А вы потом помиритесь? – спросила я, когда сил на крик не осталось. Тантаэ дернулся. Опять лезу не в свое дело… – Извините.

Он отвел взгляд.

– Я не смею на это надеяться. Тогда, на поляне, я наговорил много того, чего не могу себе простить. Бросил ему в лицо все то, что он боялся услышать. Знаете, каков его персональный кошмар, Найта? – внезапно спросил князь. Я вяло покачала головой. Недавняя истерика выжала из меня все соки. Хотелось одного – лечь и уснуть, хоть здесь, на лавочке, хоть на алтаре. А потом проснуться и понять, что все это было просто дурацким сном. – Одиночество. Очень давно он пережил несколько дней, страшных дней, когда в мире не осталось никого, кроме него. И ничего, что заставило бы его встать и идти дальше.

В памяти всплыл огромный заброшенный замок. И тихий голос, повествующий о том, как одна самоуверенная женщина из внешнего мира отняла у ребенка все, кроме жизни.

– Вы ошибались, когда говорили, что он играл в заботу. Максимилиан не умеет играть. Интриги, манипуляции – все это в его характере, да только актер из Ксиля скверный. Он всегда проживает свою роль.

Я обхватила колени руками, пряча лицо. А Тантаэ негромко продолжал:

– Может быть, раньше у него и был шанс всегда оставаться беспечным ребенком, пусть и глубоко в душе. Сложно повзрослеть, если впереди – прекрасная бесконечность, а позади тьма, на которую не стоит оглядываться. Вот только что будет, если они поменяются местами?

«А теперь он никогда не повзрослеет. Просто не успеет», – подумала я, и во рту у меня пересохло.

Стоило вспомнить, что заставило Максимилиана пойти на этот ритуал, как злость испарилась. Осталась только тоска.

– Я совсем запуталась, Тантаэ… Что мне делать?

– Жить дальше, – вздохнул древний, мудрый князь. – Как и мне, и ему. Что еще нам всем остается…

Ну да. Жить. Забывать, ошибаться и решать проблемы.

Кстати, о проблемах. Элен…

– Мне надо идти домой, – смущенно посмотрела я на Тантаэ. – Вы не проводите меня? Хотя бы до дома. Если честно, я чувствую себя не очень… уверенно.

– Разумеется, Найта. – Пепельный князь галантно протянул руку, помогая мне подняться с лавочки. – Тем более мне есть что обсудить с эстиль Элен.

От неожиданности я чуть не рухнула обратно на лавку.

– Не надо, – попросила я, заикаясь от страха. Ладони стали противно влажными. – Понимаете, мама сегодня немного не в духе. Дело в том, что я сегодня вышла из дома… слишком громко.

– Спасибо за предупреждение, – улыбнулся Тантаэ, – но этот разговор не стоит откладывать. Если промедлить, то история с неудавшимся жертвоприношением может просочиться наружу и обрасти лишними деталями. Вы же не хотите, чтобы эстиль Элен узнала об этом событии из третьих уст? Например, во время переговоров с Орденом Контроля и Созидания?

– Ну, уж нет. – Меня передернуло. – Лучше я ей сама расскажу.

Дорога до дома показалась мне вечностью. Мы шли молча. Я старалась не слишком опираться на руку Пепельного князя, не выдавать своей слабости. Он больше не пытался оправдывать Максимилиана. Подозреваю, что думали мы об одном и том же.

Бездна, как все было просто еще вчера! Были враги – побежденные, друзья – верные, семья – опора в этом ненадежном мире. И была мечта. Вернее, был. А теперь я не знала, что и думать. Злость и обида прошли почти бесследно, оставив после себя лишь напоминание-предупреждение, кисловатый привкус страха на границе сознания. Вряд ли я смогу когда-нибудь простить Максимилиана… Но и просто забыть о нем не получится.