Нет никакого другого ореха, который был бы вкуснее и питательнее кедрового. Жирность - все восемьдесят процентов. Белка в четыре раза больше, чем даже в пшенице! А сливки из кедрового ореха в три раза питательнее молочных! Да что там сливки - кедровый орех даже питательнее самого калорийного мяса! Да еще не надо забывать, что наша таежная "коровушка" доится ни много ни мало, а до пятисот лет и даже больше.
Возле нашей деревни есть кедры, которым сейчас по восемьсот лет.
Откуда только у Кольчи что берется? Иной раз нет никакого желания его слушать, а все равно заслушаешься. Про кедр он, конечно, от отца нахватался всего, отец его лесной институт закончил, а многое Кольча из книжек черпает, радио- и телепередач. Он даже засыпает, не выключая транзистора.
Кольча долго говорил, но я уже не выдержал, сказал, что пойду спать.
Ванюшка не вернулся. Была уже ночь, когда мы уснули. В тайге Ванюшка как дома, не впервой ему одному ночь коротать. Лишь бы не засекли золотничники. А летом каждый кустик ночевать пустит.
21
Ночь прошла спокойно, но командор наш не вернулся и к утру. Мы позавтракали, послонялись вокруг переночуйки, поудили хариусов от нечего делать... Я подошел к Кольче. Тот с остервенением скреб шею, искусанную ночью комарами.
- Все жданки съели! - говорю ему.
Кольча страдальчески скривился, поводя плечами. Мазь два-три часа спасает от гнуса, потом сила ее пропадает. А мы, намучившись за день, как убитые спим. Ну и жварят нас комары, ест сколько захочет мошкара. От мошкары больше терпеть приходится. В каждую щелочку в одежде просачивается, как сыпучий песок, и не кусает, а жжет как крапива. Стал я разуваться вчера, думал, сор под портянки набился, а там мошка наслоилась пластами. Ноги невыносимо зудят, но я терплю. Начнешь чесаться - не остановишься.
- Пойдем искать! - заявил я Кольче.
- Он же приказал не гоношиться!
- А вдруг с ним что-нибудь случилось? Ногу вывихнул или еще что... Айда, Колян!
Галке мы сказали, что попробуем тайменя поискать в заводях на том берегу. Она осталась с собаками. Чак никого к переночуйке не подпустит.
За Кутимой начиналась широкая лощина, заросшая лесом. С двух сторон она была стиснута гольцами. Мы пошли по лощине вверх вдоль шумного ключа, бьющего где-то из гор, и вскоре в мочажине, покрытой мокрой густой травой, увидели следы сапог. Я остановился в нерешительности.
- А вдруг у них где-нибудь тут рядом дайка?* - сказал Кольче шепотом. - Старанка...
_______________
* Д а й к а - старанка. Место, где старатели добывают золото.
- Ничего себе заявочки! - усмехнулся Кольча. - Они золото моют, а командор что делает? Им помогает?..
Верно, если бы золотничники были тут поблизости, то Ванюшка давно бы уж вернулся.
В небе послышался басовитый и мощный рев. Мы остановились, задрав головы. Небесная синь как ледок на нашем Малиновом озере, когда оно замерзает в бесснежную и тихую ночь: ни единого облачка. А по этому чистому звонкому ледку словно санки кованые пронеслись. Это прошли в большой вышине самолеты. Такие маленькие! Будто белые искорки. Далеко куда-то к горизонту загнули вниз две белые ленты.
- Красиво! - залюбовался Кольча.
- Дождь будет, - сказал я. - Рвутся ленточки, разбухают и рвутся.
Занятый самолетами, Кольча пропустил мои слова мимо ушей.
Не знаю, о чем он думал в эту минуту, а я словно глазами летчиков взглянул с неба на край таежный. Киренгу увидел, нашу Чистюньку, Басманку... И как-то сразу легко и весело на душе у меня сделалось. "Пускай эти ловкачи нас побаиваются, а не мы их. Они же хотят государство обокрасть! - подумал я. - А нам бояться нечего, мы не для себя стараемся. У первого же, кто нам встретится из честных людей, мы подмогу найдем!"
Поднялись на крутой песчаный угор и остановились как вкопанные: перед нами был мертвый лес. Стояли сухие скелеты кедров, лиственниц и сосен. Нигде ни одной зеленой хвоинки! Будто кипятком ошпарили тайгу. Впечатлительный Кольча даже побледнел от волнения и боли, сгреб меня за руку и потащил к огромному кедру. Мы хотели обхватить его ствол и не могли - наших рук не хватило...
- Какого великана сожрали! - поглядел Кольча вверх.
- Сибирский шелкопряд наварначил, - сказал я.
- Вижу!
Ветерок шевелил чуть-чуть на мертвых лапах кедра голые сухие сучья, и они тихонько тренькали, пощелкивали. Звук был такой, словно огромное множество этих подлых гусениц-многоножек старалось убраться подальше от загубленных ими кедров...
Я поглядел на Кольчу. У него был такой разнесчастный вид, точно он пришел домой, открыл ворота, а вместо его дома - жалкие развалины, тлен... Шаром по подворью покати!
- Какой великан, а ведь совершенно беззащитен! - простонал горько Кольча, не в силах оторвать глаза от засохшего кедра. - В самом расцвете лет... Любую птичку взять, зверюшку, насекомое... Ведь они могут убежать, улететь, ускакать, уползти... Могут кусаться, клеваться, жалить, царапаться... А бедняга кедр стои-ит покорно! Ешь меня кому не лень!..