Итак, что мы имеем? Капитан Джеймс наверняка придумал, как проникнуть на кеч. Я вывел это заключение из такой предпосылки: у капитана богатый опыт действий в критических ситуациях. Также следует заметить, что план этот логичен, невзирая на его теперешнее положение. Касательно физической стороны план его, несомненно, хорош. Джеймс знает все о яхтах, воде и верно оценивает свои силы. Единственный недостаток плана состоит в том, какую роль он отводит лично мне. Поскольку, несомненно, какую-то роль он мне отводит.
Для этого он должен понять и определить мой характер. По мнению Джеймса, я — всего лишь жалкий бездельник, бродяга, сопляк, человек дружелюбный, но хитрый, приспособленец и трус. Джеймс решит, что я был таким и таким останусь навсегда. На этом и построен его план.
Но, к счастью для меня, Джеймс — человек глупый. Он не разбирается в людях. Для него внешность означает все. Он видел меня-на-Сент-Томасе, но разве он знал меня-в-Корее?
Джеймс понятия не имеет, что я прошел Корею и остался жив, что я вынес постоянный холод, голод, издевательства и все опасности, какие только могут обрушиться на человека. Я врал и оставался в здравом рассудке, когда остальные мерли, как мухи, или трогались умом. Он ничего не знает о той ночи на контрольно-пропускном пункте, когда красные открыли по нам огонь. Он не подозревает, что тогда я совершенно хладнокровно выполз из домика с винтовкой наготове, прицелился на вспышки выстрелов и…
Но я должен быть честен с самим собой. Не было никаких вспышек. У этих красных сволочей, наверное, на стволах имелись насадки-гасители вспышек. Некуда было целиться, на темном склоне горы — ни единого огонька. Только пули били по окну, рикошетили от цистерны из-под солярки и зарывались в землю. Куда стрелять в ответ, не в гору же? Поэтому я и не стрелял.
Но все остальное правда. Я-в-Корее такой же настоящий, как я-на-Сент-Томасе. Все это в прошлом, и сейчас новый я сижу на корме яхты.
Да, Джеймс не знает о самом важном событии в моей жизни. Он что, действительно считает, что я не смогу его победить? Думает, что я испугаюсь его? И все потому, что он не знает о Шанхае…
5
…и о том, как я встретил любовь, внезапную смерть и вечную жизнь, которые смешались в одно и втиснулись в несколько коротких дней и ночей. Корея закалила меня в горне тяжких испытаний, а Шанхай навсегда определил мой характер. Этот город поставил на моем лбу клеймо: «Использовать только в Шанхае». Некоторые места накладывают на людей неизгладимый отпечаток. Вот почему есть американцы, которые живут в Париже, и англичане, которые всю жизнь проводят в африканских колониях, и голландцы, которых никак невозможно выдворить из Индонезии. Может, кое-кто из таких переселенцев и наживается на чужбине, эксплуатируя туземцев. Но таких деятелей можно пересчитать по пальцам. Некоторые предпочитают жить в прекраснейших на свете краях. А другие живут в такой глуши, из которой сбежала бы и собака. Их просто тянет к таким экзотическим местам некая непостижимая и неодолимая сила. И эти края становятся для них родным домом, с которым не сравнится ничто на свете.
Вот таким домом и стал для меня Шанхай. Это мой город. И он исчез, пропал, перестал существовать, когда красные взяли над нами верх. Теперь проще попасть в самые заповедные закоулки Аравии, чем в Шанхай. Мой город потерян навсегда, и у меня не осталось даже какого-нибудь сувенира, вещицы, на которую можно было бы взглянуть — и вспомнить. Все, что мне осталось — несколько воспоминаний, но и они со временем тускнеют и понемногу тают. Наверное, вскоре они совсем угаснут, и я не смогу отличить дорогу на Нанкин от Мотт-стрит. Международный городок в моем представлении станет неотличимым от Рокфеллер-центра, Бунд будет как две капли воды похож на Пятьдесят седьмую улицу, и даже образ Джейни растворится среди лиц сотен других девушек. Возможно, от этого я стану только счастливее, кто знает? Потому что эти воспоминания причиняют слишком много боли.
В тысяча девятьсот сорок седьмом отступающие армии Чан Кайши все еще удерживали большую часть Китая. Китай был нашим союзником. И вот армия Соединенных Штатов решила дать японцам передышку и отослала некоторые части в Шанхай, в отпуск. Первые отпускники попали в Шанхай в августе, и я был среди них — вместе с остальными ребятами из шестой и седьмой дивизий Корейской оккупационной армии.