Мурранский проводник, прикомандированный к отряду саудовцев, был высоким, полным достоинства кочевником из Даханской пустыни, земли его клана лежали где-то за Руб-аль-Хали. Мурри не умел ни читать, ни писать и имел весьма своеобразное представление о странах, граничащих с Южной Аравией. Он слышал об Африке, Пакистане, Америке, России, Иране, Индии, но его мнение о размерах и расположении этих стран было довольно странным и далеким от истины. Но мурри нисколько не беспокоила столь чудовищная неосведомленность в таких общеизвестных вопросах. Он знал почти все, что вообще стоило знать о юго-восточной части Аравийского полуострова, от Хадрамута далеко на юге до Ан-Нафуда на самом севере. Кроме того, он на память знал Коран и все, что только можно, о гордом клане Мурра. А еще проводник прекрасно знал имена и деяния всех своих предков до седьмого колена и при каждом удобном случае начинал их перечислять в подробностях. Впрочем, и безо всякого подходящего случая тоже.
Сержант его терпеть не мог и сносил только в надежде на то, что в один прекрасный день станет офицером и ему не придется общаться непосредственно с этим дикарем.
Смирив свое недовольство, сержант позволил мурранскому следопыту вести отряд через пустынные земли западного Суммана. С закипавшей все сильнее досадой и неприязнью он следил за тем, как дотошный мурри рыскал по песчаным холмам, разнюхивая следы ракканского отряда, возбужденно размахивая при этом руками с видом дешевого фокусника. Такой способ преследования сводил на нет все преимущества быстроходного грузовика, но мурри не было дела до какой-то спешки. Лично у него времени было до черта, и главное было не уронить свое достоинство, а также честь своих предков и всего клана Мурра. А потому мурри ползал по песку, выискивая остатки следов, не обращая внимания на время, и своей дотошностью тянул жилы из сержанта.
Первую сотню миль сержант мирился с таким ужасающим промедлением, но неприязнь к медлительному мурри все росла. А тот как ни в чем не бывало подбирал с песка какие-то чешуйки отшелушившейся кожи, обрывки старой одежды, куски верблюжьего дерьма, находил какие-то отпечатки верблюжьих ног… «О, это ни в коем случае не человеческий след! Это именно следы верблюда, верблюда с побережья Батина. И один из этих верблюдов хромает на правую переднюю ногу. Мой прапрадед, почтенный Вадха аль-Амаш, часто говаривал…»
Через сто миль невыносимо медленного рейда, ставшего таким из-за нерасторопности мурранского следопыта, неприязнь сержанта переросла в глубокую, горячую ненависть. А вместе с ненавистью пришло и недоверие к дедовским способам поиска, и сомнение в его человеческих возможностях.
Верблюжье дерьмо, неразличимые кусочки кожи, старое тряпье — такой ерундой пусть занимается какой-нибудь другой умник! Сержант учился у опытного и высокообразованного немецкого офицера, у которого был большой опыт войны в пустыне — он служил в Африканском танковом корпусе великого генерала Роммеля! Немец говорил о прекрасном искусстве тактики и стратегии, о широких возможностях дислокации танков в пустыне, о линиях коммуникаций, налаженном снабжении, оперативных базах…
Оперативные базы! Конечно же, именно это необходимо беглецам! Даже этот возмутительный мурри заверял, что их верблюды в ужасном состоянии. Они не рассчитывали, что придется убегать от погони, у них не было возможности подготовиться к дальнему броску через пустыню. Разве они могли надеяться достичь побережья без остановки? Вряд ли. Такое безумие не могло прийти им в головы. Им нужна была оперативная база, чтобы хоть несколько часов передохнуть и подготовиться к маршу.
Сержант сверился со своей картой и принял решение.
— Мы едем в деревню Тадж, — скомандовал он водителю. — Следи за компасом, ориентируйся на местности! Тадж должна быть к северо-западу отсюда, значит, поворачиваем на сорок пять градусов.
— Но они идут не туда! — возмутился следопыт. — Знаки на песке сказали мне, что беглецы держат на восток и немного к югу!
— Может, ты и разбираешься в следах, зато я кое-что знаю о человеческой выносливости, особенно если эти люди не родились в пустынной глуши, как почтенный аль-Мурра. Водитель, гони к Тадж! Выжми из этогодрандулета все что можно!
Мурри много чего мог сказать на это, причем много чего очень нелестного в адрес сержанта, но следопыт был человеком гордым и сдержал свои чувства. Он с независимым выражением уселся в кузов и не проронил ни слова. Пусть сержант разбирается с этими беглецами, как ему угодно. Что можно сказать человеку, который тебя не слышит? Как говорил его прапрапрадед по отцовской линии…
Сержант обыскал всю деревушку Тадж и допросил перепуганных местных жителей. Ничего не обнаружив, он вихрем понесся к Хиннату. С лицом мрачнее тучи сержант порыскал по Хиннату и снова не нашел никаких следов пребывания беглецов. Но местные скотоводы были так напуганы видом саудовских солдат, что сержант заподозрил неладное. Наверное, беглецы все же проезжали здесь!