— Вы хотели убить меня. Вы действительно хотели меня убить…
— И хочу до сих пор, — заверил его Дэйн. — Молись побыстрее, или что ты там собирался. Даю тебе три секунды.
Джабир недоверчиво покосился на него. Дэйн следил за наручными часами. Потом его руки снова взялись за голову Джабира.
— Постойте! — вскрикнул тот. — Я расскажу вам все!
— Как пожелаешь, — ответил Дэйн. — Но я не заставлял тебя идти против своей совести.
— Моя совесть — это моя жизнь. Помогите мне встать и дайте, пожалуйста, сигарету.
— Начинай, — скомандовал Дэйн. — Кто нанял тебя?
— Никто. Я согласился на это ради того дела, в которое верю.
— И что за дело? Кто тебе сказал, что меня нужно убрать?
— Дело — независимость Ракки. Человек, который хотел вашей смерти — Саид Азиз Аоуд Бен Алима. Теперь можно я сяду и возьму сигарету?
— Продолжай, — сказал Дэйн. Ему нужно было время, чтобы все обдумать. Алима был его связным в Ракке и самым знаменитым деятелем освободительного движения. Комитет специально послал его на связь с Алимой. Геолог Хасан, который наткнулся на расположение иракской танковой бригады, был человеком Алимы и передал эти жизненно важные сведения по распоряжению самого Алимы.
Теперь Бен Алима стремится убить Дэйна — если верить Джабиру. Смысл?
— Ребенок и то выдумал бы лучшую историю, — выдал Дэйн свое заключение.
— Я давно вырос, — грустно сказал Джабир. — Но я бы не решился лгать в такую минуту. Менее рискованно сказать правду, хотя она может показаться невероятной.
— Наверное, тебе было некогда выдумывать более правдоподобную ложь.
— Клянусь честью, что я сказал правду! Аллах свидетель, это так!
Дэйн тяжело сел, задумался. Минуты шли. Джабир докурил сигарету и спросил:
— Вы и вправду хотели меня убить?
— И сейчас могу. Ты знаешь, что меня послали сюда, чтобы помочь освободительному движению в Ракке?
Джабир кивнул.
— Тогда почему Бен Алима хотел меня убить?
Джабир печально улыбнулся.
— Посылают-то многих, но не всех сразу можно проверить. Например, только прошлой ночью мы узнали, что вы — не тот, за кого себя выдаете.
— Не тот? А кто же?
— Враг. Мы выяснили, что вы работаете на Ирак.
Дэйн уставился на него.
— На каком базаре, ты услыхал эти сплетни?
— Так получилось, что эти сведения поступили прямо из Афин, от Центрального комитета.
— От какого именно члена Комитета?
— Рауди.
— Либо Рауди ошибся, либо он предал ваше дело.
— Рауди отдал борьбе за независимую Ракку двадцать лет жизни. И он никогда не ошибается, особенно если на карту поставлена жизнь официально присланного американского агента, что может повлечь за собой международный скандал.
— Черт возьми, я говорю, что он ошибается или врет! Здесь чувствуется рука профессионала. Послушай, если я предатель, то почему же я не передал иракцам всю информацию, как только получил ее от Хасана?
— Потому что это помешало бы им нанести контрудар. Они понимают, что Ракка на грани революции, и подозревают, что она скоро произойдет. Танковые бригады расположены под рукой. Но они не знают, когда именно начнется восстание. Для них очень важно узнать точную дату и позволить революции начаться, будто они о ней не знали. Размещение бригад обходится недешево, да и они могут понадобиться где-то в другом месте. Исходя из этого, иракцы старались не идти на контакт с вами, пока вы находились на территории Ракки.
— Но, с другой стороны, — добавил Дэйн, — они не могли позволить мне уехать и передать мое сообщение Комитету. Если бы я успел связаться с Рауди или Бикром, восстание не началось бы, пока танковые подразделения находятся вблизи Ракки.
— Именно так, если вы — за нас. Но если принять за факт, что вы — иракский наемник, тогда ваш курс вычислить не сложно. Вы добираетесь до Комитета в назначенный срок и говорите, что все в порядке, иракских войск в стране нет и революцию можно начать, как запланировано.
— В таком случае, почему иракские копы загребли меня в аэропорту и вернули в Ракку?
— Маскировка, чтобы вам быстрее поверили. Через несколько часов вас бы выпустили, возможно, даже депортировали. Это придало бы плану большую правдоподобность.
— И все это Рауди установил прошлой ночью, за час или два, на основе бог знает каких фактов. И сразу же передал приказ меня убить… Да, вы долго не раздумываете!
— Нам свойственна горячность, — признал Джабир, — и мы питаем роковую страсть к преувеличениям. Знаете, мистер Дэйн, я уже начинаю сомневаться, правильно ли поняли на линии этот приказ.
Дэйн поднялся и с ненавистью пнул груду овечьих шкур.
— А я начинаю сомневаться, происходит ли на линии хоть что-нибудь без непонимания, ошибок, перекрестных сведений и общего недоверия. Черт бы побрал все это…
Он резко замолчал. Неподалеку раздался вой трех полицейских сирен, и этот вой быстро приближался.
— Влипли? — сказал Джабир. — По крайней мере, я точно влип.
— Идиот! Ты понимаешь, что уж я-то завяз по самые уши?! Как только я попадусь ракканцам, один из ваших патриотов сунет мне нож под ребро при первой же возможности. Если же меня схватят иракцы, они уж придумают что-нибудь не настолько приятное.
Джабир осторожно встал. И сказал: