Белая рабыня

Элен, слабо улыбнувшись, подняла с покрывала тонкую белую руку, прерывая извинения брата.

— Забудем об этом. Расскажи лучше, как прошел вечер у Лавинии.

— А я почем знаю?

— То есть ты не поехал?

— Разумеется. Мог ли я развлекаться в тот момент, когда моя сестра находится в таком опасном состоянии, да еще к тому же по моей вине.

По лицу Элен пробежала мгновенная тень легкого неудовольствия.

— Ради сестры ты готов на многое.

Энтони удивленно замер, недоумевая, чем он не угодил на этот раз. Чтобы не ляпнуть что-нибудь не то, он попросту молчал. Но этой паузе не суждено было затянуться. В комнату вбежала Тилби и сообщила, что прибыла мисс Лавиния и просит принять ее немедленно.

— Проси.

Энтони встал в явном смущении.

— Что с тобой, братец?

— Не стану вам мешать, двум лучшим подругам есть, наверное, о чем поговорить.

— Какой ты странный, почему тебя так разволновало то, что меня приехала навестить мисс Биверсток, известная красавица и богачка?

— Ты меня не так поняла.

— А как тебя понять — ты ничего не говоришь.

Двери распахнулись, в комнату решительным шагом вошла Лавиния. На ней было платье из серого шелка с черными кружевами на корсаже, на матовой шее светилась нитка картахенского жемчуга. Она улыбалась.

— Энтони, вы здесь, как мило, — слегка вспыхнула гостья, но быстро овладела собой. — Что наша больная?

Элен попыталась сделать хотя бы отчасти страдающее выражение лица, но ей это не слишком удалось, она выглядела скорей напряженной и собранной, чем разбитой.

Лавиния, шурша юбками, заняла пуф, с которого только что встал Энтони, и взяла белую, можно даже сказать, бледную руку Элен в свои ладони. Мисс Биверсток тут же пожалела об этом своем порыве. Благородная бледность бывшей рабыни была предметом ее давнишней и сильнейшей зависти. Ей, дочери и внучке плантатора с Антильских островов, досталась по наследству оливкового оттенка смуглость, приводившая ее в отчаяние, особенно в такие моменты, как сейчас, когда возникла возможность для невыгодного сравнения.

Элен, словно почувствовав жгучие токи, исходившие из пальцев подруги, осторожно высвободила свою кисть и спрятала ее под одеяло. Лавинию это задело, хотя она и попыталась этого не показать.

— Я очень рада — ты выглядишь совсем неплохо.

— Извини, Лавиния, я невольно испортила тебе праздник.

— Какие пустяки. Ты ведь могла разбиться! А праздник… праздник мы всегда сможем повторить.

— В здешнем климате лошади просто сходят с ума от духоты, — счел нужным вставить слово Энтони. Вслед за этим он откланялся.

— Признаться, вчера я откровенно скучала. Что мне все эти напыщенные дураки, когда нет вас с Энтони. Если бы не обязанности хозяйки, я бы все бросила и примчалась к твоей постели.

Элен заставила себя улыбнуться.

— А куда это так торопливо удалился наш блестящий офицер?

— Известие о твоем появлении его сильно смутило, — опустив глаза, медленно произнесла больная.

— Это он тебе сказал?! — вспыхнула Лавиния.

— Нет, мне самой так показалось.

Лавиния порывисто встала и, теребя смуглыми пальцами нитку жемчуга у себя на груди, прошлась по комнате. Было видно, что она хочет о чем-то спросить, но не решается…

— Ну, ты выполнила мою просьбу? Ты поговорила с ним?

Элен по-прежнему не поднимала глаз.

— Как раз вчера я собиралась сделать это. И если бы лошадь не понесла…

Лавиния снова присела рядом с постелью подруги.

— Элен, ты же знаешь, после смерти отца у меня нет более близкого человека, чем ты. Ты должна мне помочь, мне больше не на кого рассчитывать. Я люблю его, люблю давно. И с годами все больше. Но он ни о чем, конечно, не догадывается.

— Мужчины вообще не слишком догадливы.

— Во всем виновата моя проклятая гордыня. Я поставила себя на такой пьедестал, я окружила себя таким холодом, что ему в голову не приходит, как пылает мое сердце. Я не могу открыться ему сама, ты должна это понять.

— Это я понимаю.

— Я кляну свой характер, но ничего не могу с ним поделать. Только ты мне можешь помочь, только ты — его сестра. Обещай мне!

Элен тихо вздохнула.

Больная подняла на подругу измученный взгляд. От Лавинии, разгоряченной этим разговором, черноволосой, великолепной, исходил поток горячей, угрожающей энергии. Лишь слегка наклонившись вперед, она полностью подавила свою бледную, вдруг оказавшуюся такой изможденной подругу.

— Обещаешь?

— Обещаю, — одними губами прошептала Элен.