Белая кошка в темной комнате

— Как таковых близких подруг у Маргариты Сергеевны нет. В основном, круг знакомых составляют люди из праздничных застольных компаний. Мужчинам нравилась многим, любила флиртовать, морочить голову, но до интимных отношений дело не доходило. По крайней мере, факт наличия любовника нигде не всплыл. О своей прежней жизни до переезда к нам ничего никому не рассказывала. Если спрашивали — отшучивалась. Многие, с кем мы беседовали, отмечают склонность Маргариты Сергеевны к «шикарной жизни», наличие модных нарядов, что подтверждается и результатами обыска у нее в квартире: целый шкаф тряпок! Это все — при скромной зарплате медработника. Подработок не было, проверили. В подпитии часто жаловалась на недостаток средств, выказывала желание быть богатой и вести праздную жизнь. Но, на трезвую голову, таких разговоров не вела. Наоборот, подчеркивала, что даже ее зарплаты, при рациональном подходе, может вполне хватить на жизнь. Есть еще интересные откровения некой Кропоткиной Татьяны — закройщицы городского дома моделей. На нее указали как на человека наиболее близкого к Гвоздковой. Дамочка оказалась еще та: полчаса выспрашивала причину моего интереса к подруге, ходила вокруг да около. Потом кое-что все-таки поведала. Как-то Гвоздкова в порыве хвастовства призналась, что «влачить жалкое существование» осталось недолго, что скоро у нее будет очень много денег и она переберется в более приличное место, чем этот городок, а может, даже за границу. Рассказала об этом в запальчивости, после застолья в новогоднюю ночь. Но, самое удивительное, на следующий день Гвоздкова попросила Кропоткину забыть эту чушь и так посмотрела, что закройщице до сих пор неприятно вспоминать этот взгляд. И еще. Однажды Гвоздкова проговорилась, что у нее есть где-то друг, который ее безумно любит и готов ради нее на многое. Вот, пожалуй, и все…

— Значит, друг есть, готовый на многое… — задумчиво повторил Широков. — Уж не «высокий» ли Юра этот друг, а?

— И не наводит ли это на мысль, что в тайнике были деньги или нечто, связанное с их получением? — загорелся Свешников.

Ерофеев досадливо поморщился:

— Опять ты, Свешников, в фантазии ударился! Тебе бы книжки для детей писать с завлекательными сюжетами. Все, чем мы располагаем на данный момент, безусловно, интересно, но этого явно не достаточно, чтобы создать полную картину.

— Нам более-менее ясна середина истории, связанная с событиями последних дней. Начала же мы не знаем, не знаем и возможных вариантов продолжения. Нас все время вынуждают действовать по уже свершившимся событиям, а это меня более всего беспокоит. В городе преступники или нет — сейчас решающей роли не играет. Чтобы задержать их, надо знать предпосылки и конечную цель, которой они руководствуются. Только тогда можно прогнозировать их дальнейшие поступки, чтобы в какой-то фазе перехватить уважаемую Маргариту Сергеевну и ее напарника или напарников — последнее я тоже не исключаю. Пока же нам отправные данные не известны.

Ерофеев с сожалением посмотрел на коллег.

— Возможно, Петренко что-то прояснит после предъявления ему новых улик? — предположила Червоненко.

— Не думаю, что много, — возразил Широков. — У меня создалось впечатление, что он — простой исполнитель, не посвященный в детали. Хотя кое-что, несомненно, должен знать.

— И все же он присутствовал при вскрытии тайника! — настаивала с горячностью Наташа.

— Ну и что? Он мог видеть предмет или предметы, но не знать их сути.

Наташа всплеснула руками, давая понять, что спорить далее не желает. Ерофеев же кашлянул и сказал:

— Час назад из ЛОМа поступило вот это…

Подполковник положил руку на тоненькую стопочку стандартных листков, пришпиленных скрепкой.

— Здесь показания проводников десятого вагона, в котором ехал «толстый». Проводники опознали пассажира по фотографии, и одна из проводниц припомнила, что тот спрашивал у нее о расположении двух каких-то улиц, но она сама из московской бригады и, естественно, интерес его удовлетворить не смогла. Названий улиц не запомнила, но, ей кажется, что это были фамилии писателей. Также установлено, что «толстый» ехал один. О вещах проводники ничего определенного сказать не могут, но есть рапорт сержанта милиции, дежурившего тем утром на вокзале. Он обратил внимание на «толстого» потому, что у того на безымянном пальце правой руки с отсутствующей фалангой блестел массивный перстень из желтого металла с изображением змеи. Сержант подумал, не числится ли эта вещь среди находящихся в розыске по кражам, но проверять пассажира не стал. Встретил его возле автоматических камер хранения, но без вещей. Коллеги проверили: невостребованных вещей в камерах хранения нет.

Ерофеев протянул документы Червоненко для приобщения к делу. В это время Широков подошел к висящей на стене карте города и принялся внимательно ее изучать, а Свешников высказал одолевавшие его сомнения по поводу отсутствия у «толстого» вещей:

— Странно, что не было хотя бы портфеля или дипломата… Ведь летом даже самое необходимое по карманам не распихаешь.