– И почему это важно?..
Он сдержал гнев и пожал плечами.
– Кто-то выдает себя за Франка Хельмера. И одновременно притворяется Рогером Лёренскугом. Думаете, это совпадение?
Она промолчала, сидя с прямой спиной в своем кресле.
– Вы уже были в больнице?
– Как раз еду туда. Меня ждет машина.
Ее лицо выражало недоверие.
– Даю вам два дня. И на этот раз жду отчеты о каждой мельчайшей детали, это понятно?
– Сделаем, – кивнул Мунк.
Она махнула ему рукой.
– Хорошо. Можете идти.
Мунк встал, засунул в рот сигарету.
И не закрыл за собой дверь.
Во время встречи Камилла думала, что сидевший напротив человек сошел с ума. Что он обманывает ее. Поначалу она была уверена, что он говорит все это только для того, чтобы она почувствовала себя лучше – так ведь обычно делают в больницах.
– Я нашел вам работу, Камилла. Хотите? Снова влиться в общество.
Она? Работать?
В тот день, выйдя из поликлиники, Камилла порхала на крыльях счастья.
Она никогда раньше не работала.
Закончила школу в шестнадцать лет и с тех пор находилась в системе.
В больнице.
Четыре года.
Хотя вообще-то так не должно быть, в Гаустад не клали на лечение на четыре года. Раньше да, людей привязывали кожаными ремнями к кроватям и делали лоботомию. В этом же помещении. Которое теперь стало ее домом. Ну, не
Четыре года.
Сонные дни с таблетками, каждый раз новыми. Поначалу она еще боролась с этим, а потом сдалась. Потому что они помогали, по крайней мере, когда эти лица говорили в ее голове. Они постоянно плакали, а иногда кричали во весь рот, заставляя ее делать то, что она совсем не хотела.
Когда таблетки переставали помогать, Камиллу запирали в отдельной комнате. Теперь это не называют изолятором. Говорят «отделение безопасности», вот как это сейчас зовется,
И она возвращалась в отделение.
В туман.
Бродила по коридору.
Ничего не ощущая.
Январь, февраль, март, апрель, май, июнь, июль, август, сентябрь, одни и те же велюровые шторы, белый матрас, фотография милой собачки, которую Камилла вырезала из журнала, бутерброды на завтрак, каждый день одинаковые. Они как будто следили за тем, как она ест, о, какая молодец, вот тебе немного сока, октябрь, ноябрь, декабрь.
А потом.
Однажды.
Ей, конечно, следовало бы знать его имя, ведь он всегда помогал ей во всем.
Эгиль?
Нет, не Эгиль.
Что-то похожее.
На «э».
Камилла очень плохо запоминала имена.
Она где-то читала, что есть болезнь, не такая опасная, как остальные, а незначительная и безобидная.
Не такая, как были в ее карте.
Множество.
Листы исписаны вдоль и поперек.
Ты.
Никогда.
Не выздоровеешь.
Написали бы так, да и все.
Закончим на этом здесь и сейчас.
Но потом пришел этот врач. Новичок в отделении. Он считал иначе, чем все, кто были до него. Он прописал ей новые лекарства. Точнее не так, она стала принимать меньше таблеток, чем раньше. Потом еще меньше, пока наконец не избавилась от них полностью, и всегда приходил этот доктор, приводил с собой других – кудрявую женщину и еще молодую девушку в фиолетовых очках, опять беседы, но по-другому, и вот произошло чудо.
– Мы нашли вам квартиру, Камилла. И со следующей недели я перенаправляю вас в поликлинику, будете приходить туда время от времени, как вам такая мысль?
Э-э-э…
Что?!
В первые дни она, конечно, была до смерти перепугана, одна в большом мире, но, к счастью, больница находилась поблизости, и Камилла могла вернуться, когда захочет.
И вот, спустя несколько месяцев.
В «Rema 1000»[24].
Ее первая работа.
Они звонили сегодня.
Теперь почти каждый день.
– Через тридцать минут привезут товары, Камилла, можете подойти?
Конечно же может. Поначалу она и там нервничала, неоднократно пыталась развернуться и пойти домой, но ноги словно сами несли ее туда, хотя разум отказывался и не хватало духу.
Первые дни она просто заставляла себя.
Она носила бейдж с этим словом. Темно-синяя футболка с надписью «REMA» и немного тесные штаны в том же цвете. Камилле нравилась ее форма. Сначала девушка подумала, что она будет выделять ее в магазине, что это будет напоказ, и она спросила об этом начальницу.
Как там ее звали?
Берит?
Бенте?
Неважно.