Белая Бестия

Владимир Николаевич Положенцев Белая Бестия

...В 17-м — зарево переворота!
У храма Спасителя — площадь в штыках.
И вдруг — одинокая дробь пулемета,
И легкий румянец на женских щеках.

В упор по толпе разномастного сброда —
За девичью честь, за поруганный кров,
За будущий мрак «ледяного» похода,
За небо в застывших глазах юнкеров.

Когда белый свет оккупируют бесы,
Когда повсеместно бесчинствует зло —
Безропотно бальный наряд баронессы
Меняется на сапоги и седло.

Отбросив условностей тяжкие гири,
Летят ваши кони в прогорклом дыму.
И танец неистовых Белых Валькирий
Пощады, увы, не сулит никому.

Константин Фролов-Крымский

Часть I. Белая Бестия

В закатный час, когда на тихой воде реки Ея появились отраженные от облаков багровые узоры, на высокий берег выехали два всадника. Один в кавалерийской серой шинели с винтовкой на плече, другой в оливковой казачьей бекеше, с деревянной кобурой для Маузера на поясе. За его широким ремнем — две гранаты Рдултовского. Утомленные кони, в предчувствии водопоя, широко раздули ноздри, выкатили налитые кровью глаза, забили копытами. Верховой в бекеше с черной окантовкой, похлопал своего донского жеребца по гривастой шее:

— Тихо, Смелый, не егози, не люблю.

Конь сразу понял хозяина, присмирел. Всадник сорвал с головы высокую папаху, встряхнул головой.

На плечи упали роскошные светло-желтые, почти белые волосы. Это была молодая женщина лет двадцати, не больше. Синие глаза в оправе густых бровей, небольшой нос с несколько широкими, чувственными ноздрями, яркие, будто нарисованные красной акварелью тонкие губы маленького рта. Такие губы обычно созданы для нежных поцелуев. Родинка-мушка на правой щеке. Но миловидная внешность была обманчива. Если приглядеться, становилось понятно, что эта юная дама знает себе цену и не готова размениваться по мелочам. А уж поцелуи дарит далеко не каждому. В ней было что-то очень холодное, неприступное. Дотронешься и тут же ощутишь ледяное дыхание Снежной королевы. Улавливалась огромная, тяжелая энергия. Только тот кто сильнее, достоин её внимания.

— Гляди, Анна, — обратился второй наездник к юной даме, указывая кнутом за реку, — хуторок заброшенный у холма. В пол версте от него станица.

Он достал из внутреннего кармана массивный серебряный портсигар, закурил. Поправил кобуру с американским Кольтом М1911. Недавно союзники прислали в качестве военной помощи несколько таких пистолетов.

— Вижу, ротмистр, — кивнула Анна.

Тот ухмыльнулся:

— Сколько вместе, а ты меня ни разу по имени не назвала. Или «ротмистр» или «господин Бекасов».

Девушка вздохнула, взяла мужчину за рукав шинели:

— Мы же с тобой давно все выяснили… Петя. Ха-ха. Тебе в Добровольческой армии женщин мало? Почти сто медсестер и целая рота из выпускниц Александровского училища. Чем тебе Зина Готгард из артиллерийской бригады не мила? А вольноопределяющаяся Валя Лозовская? Не девицы, сказка. Была б мужиком, сама за ними приударила.

— Анюта…

— А княжна Черкасская? Огонь баба. Большевиков расстреливает, как семечки лузгает. Правда, ее Лавр Георгиевич Корнилов, царство ему небесное, однажды чуть сам не расстрелял за украденную с кухни курицу. Кушать захотела. Ха-ха. Подворовывает, бывает, но это ничего, в крепких мужских руках исправится.

— Послушай…

— Все, ротмистр, — резко прекратила веселиться Анна. — Мы здесь по серьезному делу. Сосредоточьтесь.

— Слушаюсь, госпожа Белоглазова.

— Так-то лучше.

Ротмистр Бекасов положил глаз на Анну, как только впервые увидел ее в Добровольческой армии. Это случилось после Перового кубанского похода.

Она прискакала в штаб армии из своего поместья под Таганрогом с десятью какими-то офицерами и казаками. Антон Иванович Деникин долго с ней беседовал. Потом выяснилось, что эта девица назначена… атаманом отдельного Партизанского отряда генерала Маркова. Её отряд будет действовать, в основном, автономно, согласовывая, правда, свои действия со штабом. Это было главным условием очень энергичной и, как потом выяснилось, весьма твердой девицы. От других офицеров Бекасов узнал ее историю.