Being No One - The Self-Model Theory of Subjectivity

Говорить о презентации в преимущественно эпистемологическом смысле может означать, например, интерпретировать самые простые формы феноменального содержания как активные или демонстрирующие свойства иконические знаки (хороший обзор проблем, связанных с этим вопросом, дан в работе Schumacher 1996). Поскольку при таком анализе процесс презентации моделируется в соответствии с внешним процессом сенсорного восприятия, анализируемым на личностном уровне описания - например, показом образца цвета или куска ткани, - любое применение этой идеи к простым феноменальным состояниям, активируемым субличностной обработкой, порождает печально известную классику философии сознания - проблему гомункулуса. То, что Дэниел Деннетт назвал "интенциональной позицией", переносится в систему, поскольку теперь нам также нужен внутренний субъект презентации (см. Dennett 1987a). Интересно, что то же самое происходит и с понятием репрезентации. С точки зрения истории идей семантический элемент "занимать место" появляется уже в юридическом тексте четвертого века (см. Podlech 1984, p. 510; и, в частности, Scheerer 1991). И здесь смысловое содержание центрального теоретического понятия впервые было смоделировано в соответствии с межличностными отношениями в публичном пространстве. В раннем Средневековье понятие "представление" относилось преимущественно к конкретным вещам и действиям; ментальное представление в психологическом смысле ("Vorstellung") - это элемент его значения, который развивается лишь на более позднем этапе. Если мы хотим решить проблему qualia в рамках фундаментальных предпосылок натуралистической теории ментальных репрезентаций, введя концептуальное различие между презентативным и репрезентативным содержанием, мы должны быть в состоянии предложить решение проблемы гомункулуса на обоих уровнях. Нужно суметь сказать, почему феноменальная перспектива первого лица и феноменальная самость доступны, соответственно, презентационистскому или репрезентационистскому анализу, который избегает проблемы гомункулуса. Это главная цель данной книги, и мы возвращаемся к ней в главах 5, 6 и 7.

Многие люди интуитивно верят, что ментальное представление создает эпистемически прямую связь между субъектом и миром. Очевидно, что с эмпирической точки зрения это предположение более чем сомнительно. Как правило, логическая ошибка заключается в эквивокации между феноменологическими и эпистемологическими понятиями "непосредственности": из того, что определенная информация появляется в сознании, казалось бы, мгновенно и неопосредованно, не следует, что потенциальное новое знание, вызванное этим событием, само по себе является непосредственным знанием. Однако важно избежать второго следствия из этого предположения, которое столь же абсурдно, как и маленький человечек в нашей голове, рассматривающий образцы материалов и внутренне принимающий роли внешних положений дел. Квалиа не могут быть интерпретированы как презентирующие иконические знаки, которые феноменально демонстрируют свойство, составляющее их содержание, во второй раз. Во внешних отношениях мы все знаем, что такое презентирующие иконические знаки - например, образцы ткани определенного цвета, которые затем можно использовать в качестве иллюстрирующего знака, просто предъявив субъекту целевое свойство. Однако в отношении человеческого разума крайне неправдоподобно предполагать, что презентирующие иконические знаки, иллюстрирующие свойство, действительно существуют. По ряду причин предположение о том, что сенсорное содержание сознания строится из внутренних примеров внешних свойств, причем внутренние свойства связаны простым или даже систематическим образом с физическими свойствами окружающей среды, является неправдоподобным и наивным. Например, для цветового сознания такое простое эмпирическое ограничение, как постоянство цвета, делает это философское предположение несостоятельным (см. Lanz 1996).