Being No One - The Self-Model Theory of Subjectivity

В исследовании девяти людей с ампутированными руками выяснилось, что у семи испытуемых возникали яркие кинестетические ощущения при наблюдении за движением нормальной руки в зеркале (Ramachandran et al. 1995, p. 498f.). У одного пациента феноменальная подвижность конечности была вызвана после отсутствия каких-либо субъективных ощущений движения в течение предыдущих 10 лет. У того же пациента повторное использование зеркала в течение 3 недель привело к постепенному и в конечном итоге постоянному исчезновению галлюцинирующей руки. Интересно, что у пяти пациентов, испытывавших непроизвольные спазмы сжимания фантомной руки, оказалось, что у четырех из них эти спазмы можно было немедленно снять, посмотрев в зеркало и одновременно раскрыв обе руки, которые теперь представлялись как части ПСМ. Правдоподобная гипотеза может заключаться в том, что в некоторых конфигурациях моторные команды, которые не нейтрализуются ошибочной обратной связью от проприоцепции, генерируемой реально существующей физической конечностью, приводят не к субъективному переживанию паралича, а к завышенной двигательной активности в галлюцинированной части сознательного "я" - вгрызанию виртуальных ногтей виртуальных пальцев в виртуальную руку, вызывая тем самым прозрачное субъективное переживание болевого спазма. Опять же, сама боль переживается как полностью "презентативная"; на уровне сознательного опыта она актуальна и полностью реалистична. Однако визуальная альтернатива, предлагаемая зеркальным изображением оставшейся реальной руки, которая сама раскрывается, может помочь покончить с этим конкретным аспектом девиантного самомоделирования. Интересно также отметить, что попытки применения "зеркальной терапии" в других случаях сегодня показывают хорошие результаты в реабилитации гемипарезов после инсульта (Altschuler, Wisdom, Stone, Foster, Galasko, Llewellyn, and Ramachandran 1999).

Фантомная конечность - это не саморепрезентация, а самосимуляция: ее содержание - это только возможность, а не актуальность. Фантомные конечности - это афункциональные симулякры, которые не удовлетворяют ограничению адаптивности. Они не выполняют никакой функции для организма. Тем не менее, их феноменальное содержание глобально доступно для самонаправленного познания и интроспективного3 внимания, а во многих случаях даже для волевого контроля. Поскольку они встроены в окно присутствия, они переживаются как актуальные, существующие в данный момент элементы самости. "Принятые" или нет, они, безусловно, являются частью жизненной реальности индивида и вносят свой вклад в феноменальный опыт воплощения. Они встроены в когерентное глобальное состояние и могут обладать присущей им динамичностью, например, если фантомная рука непроизвольно и автоматически тянется к звонящему телефону. Что делает феноменологию фантомных конечностей особенно интригующей, так это то, как органично сочетаются псевдогаллюцинация и полностью функциональная, активная модель себя. В стандартных ситуациях пациенты знают, что их фантомные конечности на самом деле не существуют; факт того, что их рука является галлюцинацией, когнитивно доступен им. То, что объединяет репрезентацию и симуляцию, с точки зрения первого лица, - это качество высшего порядка феноменальной реальности. Фантомная конечность - даже если я не могу ее реализовать - является моей собственной фантомной конечностью, так же как и моя оставшаяся "реальная" рука. Я-модель человека - это сложный, интегрированный гештальт, состоящий из вложенных друг в друга и в основном неконцептуальных форм содержания. Вполне правдоподобно предположить, что существует отдельная форма бессознательного связывания признаков, определяющая феноменальное свойство "минности". Также можно предположить, что такая функция имеет разную степень силы корреляции, что приводит к градиенту когерентности и феноменальной степени владения.

В некоторых случаях процесс обновления феноменального "я" может быть длительным (ср. феноменологию синдрома Антона, описанную в разделе 7.2.1). Хари и коллеги описали пациента Э.П., который страдал не от постампутационного фантома, а (после операции по поводу разрыва аневризмы с последующим инфарктом правой лобной доли) от межчеловеческого конфликта, синдрома чужой руки и сверхнормативной руки-призрака, которая часто создавала феноменальную копию предыдущих положений левой руки с задержкой во времени от 30 до 60 секунд.