Я демонстративно уставилась в электронную книгу, всем телом ощущая близость этого парня и растущую злость на саму себя за эту слабость. Я злилась, но жадно вдыхала слабый аромат его одеколона – умопомрачительное сочетание мускуса, горьковатой хвои и перца, которое так шло этому мерзавцу. Я уже пятый раз читала один и тот же абзац, когда в моем кармане – о, счастье! – зажужжал телефон.
– Телефоны в салоне положено отключать, – буркнул мой сосед.
Я насмешливо хмыкнула, вытаскивая телефон из кармана:
– Человек, пытающийся доказать, что ему все рав-но, что думают о нем окружающие, придерживается каких-то там правил? Я поражена!
Вид его рассерженного лица доставил мне удовлетворение, которое тут же сменилось нежностью, потому что я увидела, кто мне звонит.
– Привет, солнышко! – ласково сказала я.
– Прости, я не услышала твой звонок. Была на обеде, сама понимаешь.
Голос Харпер волшебным образом действовал на меня, моментально успокаивая. Вообще-то, я не сошла с ума на этой неделе только благодаря ему – голосу моей лучшей подруги в телефонной трубке.
– Да ничего, я просто звонила сказать, что мой рейс отменили. Сейчас лечу в Чикаго, там переночую в О’Хара[5]. А завтра утром полечу домой.
– А что случилось?
– Извержение какого-то вулкана в Исландии.
– Я думала, это коснулось только европейских авиалиний.
– Как видишь, нет.
– Хм, хреново! Ты как?
Я отвернулась от соседа подальше к окну и понизила голос:
– Очень хочу домой.
– Я должна была поехать с тобой, – в голосе Харпер слышалось сожаление.
– Нет, солнышко. Я должна была сделать это сама. Так было надо.
– Ничего подобного. Ты меня всегда поддерживаешь. И мне должна была позволить быть рядом с тобой.
Ну, может быть, и так. Но если честно, я не хотела, чтобы Харпер увидела, как ко мне относятся в Фениксе. Она знала мою версию истории, и я боялась, что ее могут переубедить и заставить поверить в то, что я сама во всем виновата. А это неправда. Бояться этого, возможно, было смешно, потому что Харпер меня любила, и все же мне было тревожно.
– Тебе не нужно было там быть как раз
– Хорошо, дорогая, – вздохнула Харпер. – Позвони или напиши, как приземлишься в Чикаго. И дай знать, когда прилетишь в Логан[6] завтра. Постараюсь сбежать с работы и встретить тебя.
– Да не надо, не беспокойся!
– Я так хочу, поэтому молчи.
Я тихо засмеялась:
– Ну, хорошо, я позвоню. Пока, солнышко!
– Пока, дорогая.
Я отключила телефон и, могу поклясться, шотландец смотрел на меня в этот момент. Однако, когда я взглянула на него, он уже сосредоточенно работал, нахмурив брови.
Тут включилась громкая связь с объявлением, что самолет готовится к взлету и пассажиров просят убрать громоздкие устройства типа ноутбуков. Я искоса наблюдала за тем, как мой несносный сосед спрятал свой ноутбук в сумку и откинулся в кресле, закрыв глаза.
Я воспользовалась моментом, чтобы хорошенько рассмотреть его. Рукава его майки-хенли все еще были закатаны, поэтому часть татуировки на левой руке была у меня прямо перед глазами: солдат с автоматом, бегущий среди груды каких-то развалин и клубов дыма и пыли. Над головой солдата виднелась нога еще какой-то фигуры, но остальную часть картинки скрывал рукав.
Далее мой любопытный взор переместился на интересное лицо это парня. Ресницы у него были золотисто-русые, поэтому я только сейчас заметила, какие они длинные. Я задержала взгляд на его полной, чуть надутой нижней губе в обрамлении короткой бородки. Обычно растительность на лице мужчины вызывает во мне отторжение, но этому мерзавцу щетина шла.
Я вдруг задумалась: она колется или щекочет, когда он целует женщину?
При этой мысли я внезапно ощутила жар между ног – и испугалась.
С пылающими щеками я оторвала взгляд от его лица, намереваясь и дальше игнорировать его и физические ощущения, которые он во мне вызывает, когда случайно обратила внимание на то, как он держится за ручку кресла своей огромной лапищей.
Не держится – вцепился!
Мертвой хваткой.
Аж костяшки побелели.
Снова взглянув ему в лицо, я увидела морщинку между страдальчески сведенными бровями и подрагивающие ноздри.
Этот мачо боится летать?
Я сразу вспомнила Харпер. Вот у кого был жуткий страх перед полетами. Несколько раз мы с ней летали в отпуск в Европу, и каждый раз я была бессильна ей помочь. С момента посадки на борт она была просто комком нервов, весь полет сидела, вжавшись в кресло, бледная, дрожащая и буквально парализованная страхом. Если ей надо было в туалет, я провожала ее и караулила у двери. На нее больно было смотреть. Поэтому я пыталась уговорить Харпер выбрать для отдыха место в Штатах, куда можно доехать на машине. Однако она никогда не позволяла своему страху решать за нее. И это было одним из качеств, которые меня в ней больше всего восхищали.
Воспоминания о подруге невольно вызвали во мне прилив сочувствия к человеку рядом.
– Извините, можно вас? – позвала я проходящего мимо бортпроводника. Боковым зрением я увидела, что шотландец открыл глаза. – Я хотела бы еще шампанского.
– Мы готовимся к взлету, мисс Бриворт.
– Я очень быстро. Обещаю.