Бегство из Эдема

– Я хотел войти, но мне стало страшно. Папа все повторял: «Ну иди же, иди», но я боялся входить, а он страшно рассердился и начал кричать на меня. Тогда я вошел. Я попал в лабиринт, но там было полно чудовищ, они поджидали меня за каждым поворотом. Я побежал назад, хотел выбраться оттуда, но папа меня не пускал. И мне пришлось идти вперед, потому что в конце лабиринта была прекрасная дама, она должна была найти меня и спасти.

Его заплаканные глаза расширились от удивления.

– Ой, мамочка, это же была ты! – воскликнул Майкл, вдруг догадавшись, что означал его сон. – Но я так и не дошел до конца, я тебя так и не увидел. Я только все убегал и убегал от чудовищ, а папа кричал на меня.

– Это был всего лишь сон, – решительно объяснила ему Сара, – просто страшный сон и больше ничего. А теперь он кончился.

У нее не нашлось других слов, чтобы его утешить. И тогда, ночью, и сейчас, когда она обо всем вспомнила, ее терзала одна и та же мысль: ей не суждено узнать, помогла она Майклу или, наоборот, навредила, жертвуя собой и разыгрывая ради него бесконечную и жалкую комедию своего брака. Но в одном Сара была твердо уверена: до тех пор, пока она сможет оставаться для Майкла прекрасной дамой из сна, от которой он ждет спасения, она ни за что не отдаст его Бену, и в конечном счете не имеет значения, сколько при этом потеряет она сама.

Однако еще больше ее мучило то, чего она не в силах была изменить: то, что происходило с Майклом. Другой ребенок на его месте, наверное, стал бы озлобленным и непослушным, перешел бы в нападение, как-то выразил бы свой протест, а вот Майкл только худел и бледнел, становился все более незаметным, старался быть тише воды ниже травы. Он таял на глазах, словно призрак. Сара знала, что это его способ выживания – сделаться невидимым. О, как бы ей хотелось, чтобы ее сын хоть раз в жизни закатил настоящую истерику или начал выкрикивать подхваченные у отца грубые ругательства!

Она встала с кровати и потянулась, разминая затекшие руки и ноги.

– Мамочка?

– Поспи еще немного. Сегодня суббота, можешь полежать в постели подольше, если хочешь.

Сара нежно поцеловала его глаза, чтобы они закрылись, выпрямилась и на цыпочках вышла из комнаты.

Бесшумно проходя мимо двери, ведущей в спальню Бена, она замедлила шаг и в конце концов остановилась, услыхав какой-то звук. Голос. И этот голос принадлежал не Бену. Что-то щелкнуло у нее в мозгу. Предчувствие? Нет, уверенность, ощущение роковой неизбежности. Сара слышала, как кровь стучит у нее в висках тяжкими и редкими ударами, словно кто-то ломал тараном крепостные ворота. Она подошла ближе и прислонилась лбом к дверной панели, глядя на свои босые ноги.

Вот послышался женский стон – низкий, но поднимающийся все выше и выше, а потом грубый голос Бена. Сара словно со стороны увидела свою руку, протянутую к ручке двери. Вот ручка поворачивается…

«Неужели? – спросил чей-то неестественно спокойный голос у нее внутри. – Неужели ты это сделаешь?»

Вращающаяся ручка повернулась до отказа и замерла. Теперь она могла либо столь же бесшумно повернуть ее назад и крадучись удалиться, либо нажать на ручку и открыть дверь. Сара прекрасно понимала, что вся ее жизнь зависит от того, как она сейчас поступит.

Голоса за дверью чередовались – мужской и женский. Разговор становился все более оживленным, а паузы делались все короче. Если бы не ночь, проведенная с Алексом, она бы, наверное, не узнала и не поняла, что означают слаженные напевные придыхания этого разговора. Ее ладонь, сжимавшая дверную ручку, начала дрожать. Усилием воли Сара выпрямила руку и беззвучно толкнула дверь. Приоткрыла ее на дюйм, на два дюйма, на три.

Этого хватило, чтобы увидеть любовников, распростертых на постели Бена вполоборота к ней, не замечавших отворяющейся двери, не замечавших никого и ничего кругом, поглощенных только друг другом. Черные лоснящиеся волосы Наташи рассыпались по плечам и свесились вперед, почти скрывая лицо. Ее взгляд был устремлен вниз, на Бена. Упираясь руками в матрац по обе стороны от подушки, она призывала его, уговаривала, подбадривала гортанным полушепотом. Он до боли стискивал ее груди.

– Нравится тебе, потаскушка? Хочешь еще, да? – хрипел он, вскидываясь внутри ее и сжимая ее своими мощными бедрами.

– Да, еще, еще! – шипела Наташа, вжимаясь в него и ерзая всем телом, чтобы ускорить движение.

Она в упоении запрокинула голову к потолку, гримасничая и скаля зубы. Его руки ухватили ее за бедра и стиснули их так, что побелели костяшки пальцев.

Сара смотрела на них в каком-то странном оцепенении. Самым сильным ее ощущением было не расстройство и не возмущение, а брезгливость. Скоро должен был нахлынуть гнев, но пока эта подлая измена еще не затронула сердцевины ее существа. Ей самой казалось, что она смотрит на акробатические упражнения каких-то незнакомцев. Все эти кувырканья были бесконечно далеки от нее и не могли ее ранить.