Беглый раб

- В лоно матки, в ГУЛАГ - откуда я знаю. Десять лет отсидишь, обнимешь свои берёзки...

Стиснув зубы, он пытался засунуть свой документ, мало того, что негодный, ещё и садистски огромный - не по карману. Не отрываясь от беспощадного рисунка, Анастасия осведомилась по-французски:

- Они за Бернадетт поехали, maman?

Ни та, ни другая не подошли, чтобы махнуть рукой или хотя бы бросить прощальный взгляд из окна детской - как раз напротив китайского ресторана "Райский сад".

Дверца хлопнула, отдавшись в сердце.

Люсьен завёл мотор.

Квартал был по-воскресному пуст. На перекрёстке они опустили противосолнечные щитки.

- Только не в Италию, - предупредил Люсьен.

- В Испанию?

- Подохнем от жары.

- Тогда на север.

- You are the boss.*

На автостраде в лицо ударил ветер.

И Алексей запел.

Он растягивал ремень безопасности и бил себя по ляжкам - с отчаянием, невероятным самому. Сначала водитель посмеивался, потом присмирел. Когда седок отпал на изголовье, спросил, не Красной ли это армии песни?

- Её.

- А смысл?

- Что от тайги до Британских морей Красная армия всех сильней.

- Нет?

- Да.

- Пентагон бы лучше придумал.

- Пентагона тогда не было.

- Старая песня?

- Юности наших отцов мудацких.

Люсьен тоже стал насвистывать, но, не найдя аналога, замычал что-то из песенного фонда Тысячелетнего рейха, отчётливо повторяя: фрише, фройлих, фест. Алексей смеялся, а француз пел, сводя брови с большим напором. Настроение было отличное, и песня была именно о них - всё ебущих! Бодрых. Радостных. Крепких.

- Часть нашей культуры, нет? Двадцатого века?

Алексей крикнул:

- Не оправдывайся! Never explain!*

Просто - всё ещё впереди за горизонтом. Лебенсраум. Пространство нашей жизни. Идеальное, как мечта.

Там, вдали...

На станции обслуживания очередь к заправке. Парень, расстёгнутый до небрежно завязанного пупка на белом брюхе, вытирал руки тряпкой и мотал головой, что не может, нет. Слишком много машин, ещё больше народу. Послеобеденная лень, всеобщее похмелье: Франция. Это был целый комплекс, разделённый полотном автострады, но связанный остеклённым виадуком, по которому они перешли на сторону, где ресторан. Невероятно, но идущие за ними поколения продолжали размножаться. Институт брака вроде рухнул, но от юных семей негде было протолкнуться, а в проходах между столиками копошились дети. Они выпили кофе у стойки, после чего обнаружили, что наличных кот наплакал, а свою чековую книжку (которую у Алексея аннулировали за нечаянный минус в банке) Люсьен забыл.

- Ну, ёб же твою...

- Вернёмся. Горючего до дома хватит, - утешил француз.

- А до Брюсселя?

- Может быть. А там?

- Там у меня кредит.

- Какой?

- Неограниченный.

- То есть?

- Читатель.

Люсьен восхитился:

- Ну, русские...Скромностью не страдаете.

- Вперёд!

5.

Ракетами СС-20 летели в них машины галльских любителей быстрой езды, на своей левой то обгоняли они, то делали их, но в целом трафик на Европейской 10 был пунктирен, особенно на их стороне - к исходу уик-энда из давшей Алексею убежище благословенной и самодостаточной страны охотников бежать было немного, так что машины, с которыми они состязались, были почти сплошь иностранцы, на которых передний, поверхностный план сознания эмигранта с известным стажем реагирует уже с "петушиным" автодорожным шовинизмом: вон, дескать, "ростбифы" - британцы - слева держат руль (хотя их абревиатура "GB" вызывает ещё чисто советский рвотный спазм по ассоциации), а вон "капустники" - "D" - на пошлых "мерседесах", при этом бельгийских и голландских вкраплений даже мысленного замечания не удостаивая.

- По этой дороге я уже убегал.

- Когда?

- Я не рассказывал?

Из отчего дома в Гаскони сын отставного полковника впервые дал тягу в пятнадцать.

- Завидую. Там, откуда я, в этом возрасте далеко не убежишь.

- Здесь тоже...

- Но ты же убежал до Катманду?

- Не в первый раз.

- А как было в первый?