Беглянка и ее герцог

— Ну вот… месье Лапо так сильно ударил меня по голове, что я, кажется, потеряла сознание. А когда пришла в себя, мне было сказано, что я не останусь в их доме. И буду работать на ферме у дальних родственников, а месье Лапо найдет в приюте другую девочку, которая будет благодарна своему папочке… ему любую отдадут, у него хорошая репутация.

Гретти шмыгнула носом и с ненавистью произнесла:

— Они все, все приходили к нам в приют за «доченьками», а сами смотрели маслеными глазами и выбирали, как овец на рынке. Воспитателям было все равно, особенно если усыновитель делал пожертвование приюту, а попечители… они все либо дураки вроде вашего мужа, который ничего не замечает, либо такие же подонки, которым самим нравилось развлекаться с совсем маленькими девочками.

— Господи, Гретти, как ты…

— Как я оттуда выбралась? С фермы? Там как раз оказалось не так плохо. Да, было очень мало еды и много работы. Из-за этого я, наверное, почти не росла. Вы, когда меня встретили, сами ж сказали, что я похожа на подростка-заморыша. Но зато там все работали честно и никто не пытался залезть ко мне под юбку. До тех пор, пока месье Лапо обо мне не вспомнил и не решил зачем-то забрать обратно. И тогда я сбежала… ну, и встретила вас, мадам.

— Понятно… но я хотела спросить: как ты попала в этот жуткий приют?

— Почему жуткий? Обычный. Они все такие. Ну, кроме нашего… Я плохо помню. Только то, что, когда я была очень маленькая, мы жили с папой и братом в большом красивом доме вроде этого. И брат даже подружился с сыном хозяев. — Тут девушка незнакомо и зло усмехнулась. — Подружился волк с овцой. Барчуку игрушки, прислуге — колотушки. Хозяин узнал об этой дружбе, и нас вышвырнули. И там… папа пил сильно, он умер. А нас с братом продали в Цветочный квартал. Смутно все в памяти… только Чезаре все время ждал, что его дружок придет и спасет нас. Как же! Какое дело барчуку до нищих сироток? Меня перепродали в тот самый приют, я там потом десять лет жила. А брат умер. Мне сказали, совсем скоро после того, как нас разлучили…

Я успокаивающе погладила Гретти по голове:

—  Этого месье Лапо надо найти. Согласна?

Ответить Гретти не успела. Из-за двери раздался грохот, а затем удаляющиеся шаги. Пожав плечами, я выглянула в соседнюю спальню. Прямо под порогом поднос, разбитый сервиз, лужа и в ней россыпь быстро тающих кубиков сахара. Даниэль… сбежал.

—  Что это было? —  задала я вопрос в воздух.

Потом, наверное, объяснит.

Я обернулась к Гретти. Она тоже с недоумением смотрела на осколки, но значения не придала, гораздо больше ее волновало другое:

—  Зачем его искать?

—  Остановить. Наказать. Не самим, естественно, а по закону. И заодно спровоцировать скандал. Если правильно подать, старые грымзы, какими бы ханжами они ни были, устроят шум. Полиция будет вынуждена провести проверки, а нам останется только проследить, чтобы полицейские это дело не замяли. Юриста нашего натравим, м-м?

Гретти неуверенно кивнула.

—  Не надо его искать, я и так знаю, где он живет. Только… опять обвинят во всем девочек. Как всегда — она сама хвостом крутила, она соблазняла…

— Не позволим! Тут просто умеючи надо, я подскажу как.

— Я должна буду рассказать все вашему мужу, да, мадам?

—  Не обязательно, я сама коротко перескажу, не про тебя, а про то, что там происходит. Пусть свой приют для начала проверит.

—  Да…

Рассказывать вообще не пришлось. Даниэль постучался, вошел. Бледный, глаза лихорадочно горят, в подрагивающей руке что-то зажато. Дан жадно уставился на Гретти. Она вздрогнула и юркнула за мою спину.

Я выгнула бровь:

—  Даниэль?

Он сглотнул, медленно подошел. Он все еще смотрел мне за спину, но заставить Гретти выйти не пытался.

—  Гретти, ты помнишь, как выглядел твой брат?

—  Конечно. —  Она осторожно выглянула из-за моего плеча.

Даниэль разжал кулак. На ладони почти до крови пропечатались края медальона. Щелкнуло. Дан открыл крышку, развернул медальон, и изнутри на нас уставился улыбчивый мальчишка.

—  Чезаре? —  Гретти вздрогнула и вдруг вскинула голову, с неожиданным гневом ткнула пальцем в Даниэля. — Так это был ты?!

Я отступила в сторону, я здесь явно лишняя. Но далеко не отойду: чует мое сердце, процесс надо контролировать.

Гретти стиснула кулаки, а Дан шагнул вперед и сгреб ее в объятия.

—  Ты жива! Жива!

— Ну вы еще теперь спойте и станцуйте, как в индийском фильме, — вполголоса, чтоб не услышали, пробормотала я себе под нос. Черт, какая я, однако, несентиментальная поганка и ваще. — Даниэль! Отпусти ребенка, ты ее задушишь!

— Что? — слегка опомнился муж.

—  Задушишь, —  повторила я.

Даниэль ослабил хватку, но рук не убрал.

Гретти вывернулась сама, взяла медальон и перебралась поближе ко мне, подальше от Дана. Уставилась на портрет брата.

— Я тебя искал почти десять лет. — Более-менее успокоившийся муж больше не пытался раздавить мою горничную в объятиях. — Я обещал Чезаре… прости. Я не успел тогда. Я пытался, но я опоздал...

—  Вы не должны были с ним дружить, —  жестко, даже жестоко, ответила Гретти, отворачиваясь.