У Камерона стало легче на душе. Он снова в ставшей уже привычной обстановке, вон чертово колесо, вон мельница, на которой он рисковал башкой, но все-таки уцелел, вот и море, где только сегодня утром, нет, уже вчера, он сражался со штормом и вышел из этой схватки победителем. А там, в глубине отеля, тот самый лифт, в котором он сумел преодолеть чувство клаустрофобии[9] и выбраться наружу. Не сломило его и палящее солнце на крыше, где он медленно поджаривался несколько часов, показавшихся ему тогда вечностью…
Естественно, вынужденное возвращение в город далось ему с трудом, но все же пока что он на воле и свободен. И есть, есть надежда на полное и окончательное освобождение.
Они подъехали к парковочной площадке позади отеля. Нине удалось втиснуть автомобиль в узкое пространство между оградой и огромной неуклюжей машиной черного цвета с выступающим багажником и овальным задним окном — точной копией той самой, с которой он так фатально встретился на мосту. Покусывая губу, Камерон смотрел на этого монстра. Потом перевел взгляд на полный диск луны, отбрасывающий на гладь моря широкую рыжую дорожку.
— Вот мы и дома, — возвестил он. — Посмотри-ка вокруг, все ли в порядке.
Девушка послушно вышла, а он принялся изучать допотопную машину, как посетитель музея древностей разглядывает скелет динозавра. Ну и чудище! Но, как и тот самый динозавр, притягивает к себе, завораживает. Черная краска блестит в лунном свете. Красиво. А как она будет выглядеть в свете яркого дня? Да еще юпитеры прибавят освещения. А, какая разница! Все равно, конец этого драндулета предрешен, и попадет он наутро на кладбище битых машин на дне впадающей в море реки. Если, конечно, режиссеру не втемяшется еще что-нибудь в голову. Что такое эта чёрная машина? Прошлое, настоящее, будущее? Что? И реальна ли она или тоже выдумана режиссером? Да, эта старая модель, которую вряд ли кто теперь и помнит, реальна. Вот она, стоит рядышком, протяни в окно руку и можно до нее дотронуться.
Камерон неторопливо вылез из Нининой машины и огляделся. На стоянке все было спокойно.
Расхаживая вокруг черной махины, он разглядывал ее, словно покупатель, выбирающий лучшую модель. Постучал ногой по шинам, щелкнул пальцем по крыше и остался доволен. Добротная работа. В старые добрые времена вещи срабатывались на славу. Янссен и Беккер из гаагской пожарной охраны были бы в восторге от этого агрегата, если бы им предстояло совершить рискованный трюк именно в нем.
Он подергал дверцу со стороны водителя, и она поддалась. Камерон залез внутрь, пристроился за рулем и захлопнул дверцу, с тихим звуком вошедшую в пазы. Пахнуло приятным запахом добротной кожи. Надо же, даже радиоприемник работает, не говоря уже о встроенных лампочках. Тут же вспомнились хриплые звуки, которые с таким упоением извлекал из своего довоенного приемника отец и, поймав нужную волну, часами ловил кайф…
Итак, все идет своим чередом и пока что как по маслу. Крыша, изнуряющая жара, но ведь потом ливень. Окно Нины, которое. запросто могло быть заперто на задвижку, но оказалось открытым. Дверь лифта. Она тоже могла быть на замке, раз вела в монтажную. Размышляя над этим, Камерон нажимал различные кнопки, открывающие окна, включающие отопление и так далее. Все работало безукоризненно. Крыша над; головой казалась несокрушимой, стекла в полном порядке, без единой трещинки, дверь открывалась без сучка и задоринки.
Так, что еще? Камерон зажег спичку и осмотрел коврики под ногами. Они — также не внушали никаких подозрений.
Через пару минут вернулась Нина. Возникнув перед машиной, она молча уставилась на Камерона.
— Хорошо, как в гробу, — поведал он, сопровождая это нелепое замечание коротким смешком.
— Он ждет тебя в номере, — бесстрастно произнесла девушка.
— Понял. С этой малышкой придется на время расстаться. До утра. А там… Может, и рискну. На моих условиях. Пусть снабдит ее запаской и даст мне время хорошенько подготовиться.
Что еще сказать ей, как объяснить… Ничего умного в голову не приходило, и он добавил:
— Отправляйся к себе, Нина. Обо мне не волнуйся.
Он решил не пользоваться входной дверью, а взобрался на веранду, а с нее на карниз. Это было детскими играми по сравнению с тем, что ему пришлось проделывать раньше. Ну, еще пара заноз. Камерон выкусил их из ладоней и только теперь обратил внимание, что его руки покрылись рубцами и кровоточащими ссадинами. Цепляясь за стену, он подобрался к той стороне, что поближе к морю, и открыл окно. Это был номер режиссера. Отлично, он не ошибся.
Комната освещалась лишь неверным светом свечи.
Камерjн влез на подоконник и оцепенел. Ну и сцена! На узкой односпальной кровати на спине лежал Готтшалк в белом махровом халате, в глубине комнаты неясно виднелась фигура Нины, застывшей, как египетское изображение на древней стеле. На маленьком столике мерцала одинокая свечка, пламя которой время от времени сбивалось под легкими порывами ветерка из раскрытого им окна.