— Ну, ты молодец, мой дорогой! Сначала врываешься в разговор, совершенно не предназначенный для твоих ушей, а теперь собираешься компенсировать свое не очень похвальное поведение нахальным вмешательством в недоступные тебе сферы. Твое не относящееся к делу замечание могло бы, конечно, меня рассердить, если бы не вчерашнее потрясающее выступление. Ты был прекрасен, так что злиться на тебя я не могу, твое счастье.
— Тогда, может, ответите на мой вопрос?
— Прежде, чем отвечать на твои вопросы, милый, я должен заметить, что ты обладаешь жуткой способностью делать из случайно услышанного ложные выводы. Знаешь ли ты об этом?
— Вот как раз об этом можно поговорить и в другой раз, — холодно сказал Камерон. — А сейчас самое время обсудить главное.
— И опять-таки молодец, надо уметь ловить момент. Понимаешь, вопрос, выживет наш дезертир или нет, зависит от целого ряда факторов, над которыми я сейчас и раздумываю. Но так пока окончательно ничего и не решил, уверяю тебя. Сегодня мне придется заняться другими проблемами, на сей момент более важными.
— Хватит ходить вокруг да около, — сквозь зубы процедил Камерон, — я вычислил весь замысел.
Готтшалк вздохнул и, посмотрев на Нину, успокаивающе ей улыбнулся.
— Не волнуйся, дорогая. В работе нашего друга необходима некая толика наглости.
Камерон с надеждой посмотрел ей в глаза, стремясь увидеть в них хоть какой-то отблеск происшедшего накануне, но на Нинином лице не отразилось ничего, кроме озадаченности. Готтшалк подчинил ее своей воле, подумал Камерон, зачаровал, втянул в свои планы.
— Ладно, мне все это надоело, оставим светские беседы, — холодно сказал он. — Я на несколько шагов вперед могу предугадать все ваши дурацкие задумки. Они мне ясны, как Божий день.
— Ясны, как Божий день, — задумчиво повторил режиссер. — Но разве тебе не приходило в голову, что даже самый ясный день таит в себе загадки? Ну вот, например, взгляни на этот пляж. Что ты там видишь?
— Воду и песок.
— И все?
— Ну, солнечный свет.
— Какой именно?
— Яркий.
— Вот именно, — как во сне пробормотал Готтшалк, — яркий солнечный свет. А мне видится нечто большее. Я смотрю в окно и вижу разноцветный ореол, венец, понимаешь? Впрочем, куда тебе, тебе этого не понять, милый мой, это как бы побочное явление моего заболевания, ну, как осложнение после гриппа. Да, я теряю зрение, но в то же время вижу все в ином свете. Мне дано видеть радугу в то время, как все остальные только бессмысленно пялятся в небо… Ну, и что же» еще ты там видишь?
— Ничего.
— Ничего. — глубокомысленно повторил Готтшалк. — Боже, как это близоруко с твоей стороны.
— Хорошо, если вы способны видеть все иначе, поделитесь, что там вам видится.
— О, ужасная сцена, — театрально прошептал режиссер, — Серфинг, ребенок на руках у мужчины… Я их всех так явственно вижу, но пройдет совсем немного времени, и ты, друг мой, тоже их увидишь. Может, даже еще сегодня. Через час или чуть больше.
Камерон взглянул опять в глаза Нины и слегка качнул головой, призывая ее к молчанию, но его подмигивания были абсолютно бесполезны. Она слушает только Готтшалка, понял он, слушает зачарованно, как змея дудочку. Я заставлю ее очнуться от его чар. Чего бы это ни стоило.
Готтшалк сидел, уставившись сквозь огромное стекло в морскую гладь. Не поворачивая головы, он обратился к Камерону теплым, отеческим тоном, каким обычно говорит с давно знакомым пациентом лечащий врач:
— Ты немного устал. Утомился. Это вполне естественно. Ступай-ка на пляж, поплавай, поразвлекайся. Это снимет напряжение.
— Великолепное предложение, — хмыкнул Камерон, — но я желаю знать, что со мной будет дальше.
— Твое желание вполне совпадает с моим.
Несколько секунд прошло в молчании.
— Ну? — не выдержал Камерон.
Режиссер испустил тяжелый вздох.
— Вот что я тебе скажу. Там, на моем столе, найдешь рукопись. Это перевод с голландского. В ней помечены основные трюки. Ознакомься с ними. Запомни. Проверни в своей голове, это полезно для дела. Даже во сне думай об этом, ладно?
— А потом?
Готтшалк пожал плечами.
— Там увидим…
Перевод с голландского оставлял желать много лучшего. Неведомый ему человек, едва владеющий азами английского языка, довольно неуклюже и косноязычно описывал подвиги, совершенные двумя пожарниками из Гааги, некими Р. Янссеном и Т. Баккером. Эти парни утверждали, насколько он мог понять, что метод экстренной эвакуации из тонущего автомобиля страшно устарел, так как даже новейшие испытания происходили в специальных цистернах с капсулами, которые, хоть и сконструированы так, чтобы имитировать салон современных машин, но все-таки не рассчитаны на вертикальное погружение, так же как и на то, что кузову придется выдержать чудовищный напор воды.