Беглец из рая

«После распада Советского Союза, когда большинство российского общества волей исторических судьбоносных событий оказалось за пределами бурной, активной и благополучной жизни, тема интеллигента, потерявшего свой статус, опять же не способного найти себя в новой действительности, переживает заметное возрождение в русской литературе – как у писателей либеральной ориентации, так и у писателей-традиционалистов. Стоит вспомнить героев произведений Владимира Маканина "Лаз" и "Андеграунд, или Герой нашего времени", а также Леву Помадова из романа Владимира Кантора "Крокодил". В 2005 году галерею современных "лишних людей" пополнил Павел Петрович Хромушин – герой романа Владимира Личутина "Беглец из рая", – отмечает краковский ученый В. Вавжинчак – Чувство затерянности в мире, испытываемое им, "роднит" его с классическими образами "лишних людей" – неприкаянных, целеустремленных и в то же время погрязших в трясине сомнений, парализующей их действия. В этом Хромушин похож и на неприкаянного лермонтовского Печорина, и на флегматичного обломовского Обломова, и на нерешительного Лаврецкого, и, наконец, на усомнившегося во всем Базарова» (Вавжинчак А. Лишний человек на переломе тысячелетий: О романе Владимира Личутина «Беглец из рая» // Откровение творчества: сборник статей. Шумен (Болгария), 2007. С. 80).

Сам автор помещает в центр своего произведения проблему «человек и (анти) система». «Я долго искал название, – вспоминает автор. – Идея нового романа, правда, возникла сразу – с неким фантастическим и философским наполнением, вроде "Головы профессора Доуэля": уничтожить антисистему, которая царствует на Руси с древних времен.

Вот мой герой и стал размышлять, как антисистему с помощью Бога перевести в русло природной системы, но не революционными методами, а с помощью короткой словесной формулы, проникающей в сознание человека, внедряющей в душу новые (консервативные) смыслы, возвращающей религиозное сознание, чтобы православный превратился в строителя рая на земле. Он стал изучать неизвестные или плохо понятые свойства "слова" как созидательного "инструмента", невидимого глазу, но более могущественного в своей созидательной силе, чем самое совершенное разрушительное оружие».

Онтология Слова

Профессор Хромушин посвящает свою диссертацию «сущностной роли слова в логических системах», словно беря эстафету у личутинского «домашнего философа» и у самого автора. Ученый-«душевед» пытается понять онтологическую суть Слова в этом мире: «Земную жизнь слова и небесную, его объем и энергию, его рождение и усыпание, его плоть и дух». В таком контексте Слово выступает как победная сила, способная создать или разрушить любую выстроенную рациональным умом систему жизнедеятельности. И здесь автор вновь опирается на уже запечатленные им в «Душе неизъяснимой» народные представления о силе и роли Слова, которое «живет само по себе и особую силу имеет: неправильно сказанное, оно неправильно и существует», вызывая сбой в логической системе и ее разрушение. На этот раз автор передоверяет своему герою право научного обоснования глубинного народного знания.

Наивно? Быть может – а может и нет. Ибо перед нами – самобытный эксперимент писателя: попытка логикой художественного образа поверить народные истины, которые могут показаться устарелыми, даже неуместными в жестком круговороте современной цивилизации, с ее технологическими мощностями и господством рационального ума. Какое там слово, если нажатием кнопки человек способен столь многое создать или разрушить?! Однако – человек, а не кнопка сама по себе. А Слово – сугубо человеческий атрибут, без которого невозможна наша жизнедеятельность. И оно не имеет влияния на нашу жизнь? Тоже нелогично.

Об этом и речь в необычном личутинском романе, обнаруживающем странное свойство новой нашей реальности, где естественное стало казаться насколько неестественным под наслоением мифов и ложных установок, что просто дух захватывает, если всмотреться в суть вещей. Если? Но именно этим и занят автор и его герой – лишний человек наших дней, исторической волной выброшенный из круговерти социальной жизни и политической борьбы.

«И опять в логической системе образов… – магнетизм неумирающего сердечного слова».

Онтология Слова в романе предполагает и своего рода фатализм, веру в предопределенность очерченной словом судьбы, но и – предупредительную роль слова. Вербальная доминанта, входящая в именной ареал нигилиста Хромушина, возникает в речи его сельской соседки, по имени и поведению напоминающей вещую старуху Анну из «Последнего срока» Распутина: «За ним же горя ходят…» Хромушин воспринимает это как своеобразное заклинание, в котором прорисовывается знак беды и судьбы: «предначертанность жизненного круга, из которого не выскочить». Здесь и обреченность, но и возможность что-то предусмотреть, предвидеть: ведь это еще и «ключ к познанию грядущих событий и остерег от будущих злоключений».