Беглец из Кандагара

И всё же, может быть, весьма неплохо, что подполковник пока что был не подстрелен. Его в очередной раз его перевели с повышением звания в другую часть и вызвали в Москву. Вероятно, полковник Деев лично получит там назначение из рук высшего командования, а скорее всего там и останется. Этот вариант устраивал Вадима больше всего, потому что где-то в московских дебрях до сих пор гулял и полковник Бурякин. Изначально к нему претензий у беглеца не было, но ведь без осведомлённости командира замполит не стал бы поднимать руку на бывшего коллегу, русского офицера! Значит, и ему будет заготовлена пуля. Недаром же до сих пор не удавалось подстрелить подполковника ни в одном городе, ни в Приморском крае. Видимо, тот самый его величество Случай приготовил ответственную работу для Кудрявцева прямо в Москве.

— Оно и лучше, — негромко прошептал Вадим. — Столица большая, и скрыться в ней будет куда проще, чем на какой-нибудь погранзаставе или в периферийном городе.

Мыкаясь по России, Вадим стал забывать родной город, но сейчас представил, как полковник Деев, получив все ордена и звания, решит посетить, скажем, Мавзолей Ленина. Он будет стоять в километровой очереди, чтобы отдать почести идолу, сгубившему Россию. А в это время беглец из Кандагара из чердачного окна ГУМа произведёт единственный точный выстрел. Вот будет шуму! Не только на всю Красную площадь или Москву, а на весь забугорный мир. Тогда уж точно его запишут в террористы номер два. Вообще-то, Вадим везде и всегда старался быть первым, но ведь речь идёт о мировом масштабе! Ради этого можно согласиться и на Беню Ладена, пусть-де себе в мусульманском мире славу зарабатывает и не лезет в Россию.

— Да уж, беглец, проходимец и глупец, — обругал себя Вадим. — Опять начинаем шкуру неубитого медведя делить и выдаём желаемое за действительное? Давно пора было в Москву возвращаться.

Если честно, беглец за время скитаний по Ближнему и Дальнему Востоку очень соскучился по родному городу, по всем московским делам и заботам. Ведь Москва всегда оставалась не только центром России, но и важнейшим камнем на перепутье для Запада. Он снова полез в чемодан и достал оттуда ежедневник в дорогом кожаном переплёте. Наугад раскрыл его и обрадованно кивнул. Блокнот раскрылся в самом нужном месте, где у Вадима был записан очередной стишок про смутное время и неразбуженную Русь:

Небо проснулось от птичьего грая.
Русь, просыпайся!
Весною не спят!
Настежь ворота весеннего рая,
здесь не задушит чумной снегопад.
Надо ли жить из дремоты в дремоту,
слушая денежный звон кандалов?
Снова на Русь объявило охоту
жидо-масонское стадо воров.
Слов не хватает, чтоб высказать честно
суть ростовщичества, смысл бытия.
Полноте, люди!
Давно нам известно:
истина жизни для всех и своя!
Но, собирая весной незабудки,
радуясь солнцу и светлому дню,
я вспоминаю лишь эти минутки,
а проходимцев ни в чём не виню.
Стоит ли помнить духовное скотство?
Сгинет от злобы финансовый жид.
Русс не продаст своего первородства!
Русский всегда и поймёт, и простит.

— Да, именно так, — кивнул Вадим.

За годы скитаний он довольно-таки одичал, а думы, приходившие в одиночестве, вызывали грустные воспоминания о родном городе, о России, о творящемся всюду беспределе. Иногда ему казалось, что столицу называют Третьим Римом только потому, что именно там находится средоточие финансовых и исполнительных сил государства. Но будто во сне приходил образ осенних Сокольников, вечно многолюдного и шебутного Дорогомилова, а также заветные аллеи Измайловского вернисажа, где среди столичных художников можно было встретить занимательных людей. Вероятно, поэтому беглец стал часто писать про что-то очень знакомое, только недосягаемое. А сейчас это, недосягаемое, в течение двадцати лет, с каждым стуком вагонных колёс становилось ближе.

И всё же Вадим возвращался домой не потому, что соскучился по родному городу, а из-за поглотившей его на десятилетия погони за «дичью». Так называемая вендетта со временем превратилось у него в идею фикс. Но беглец никогда не задумывался, что если бы прямо сейчас удалось подстрелить подлеца Деева, то не пропал бы интерес к жизни у самого охотника? Исчезает цель — исчезает стремление что-то выдумывать, соображать, выстраивать планы, даже просто жить.