Беглец из Кандагара

Вскоре жена подала чай. Он был действительно необыкновенный: отдавал ромашкой, полынью, чабрецом, мятой и ещё десятком трав. Но самое важное — в этом отваре не было ни одной, даже крохотной, ложечки сахара.

— Соль и сахар — белая смерть, — машинально произнёс Юрий Михайлович.

— Ага, — кивнула жена. — Зато лес и водка — зелёные друзья.

— Да ладно тебе! — отмахнулся Бурякин. — Добавь в эту баланду хоть ложечку коньяка!

— Коньяка? — переспросила жена. — Коньяка, пожалуй, можно. Но только ложечку, не больше!

Пока Бурякин, подхватив чашку чая, ходил на кухню и добавлял в своё пойло чайную ложечку армянского коньяка, матч по телевизору уже начался. Это было слышно по бурным возгласам его жены, иногда тоже отдававшей дань играм советских хоккеистов. Тяжко вздохнув, Юрий Михайлович отмерил ровно чайную ложечку коньяка и смешал его с отваром травяной бурды, которую в столице, особенно в последнее время, принято именовать чаем. Попробовав получившийся коктейль, Бурякин брезгливо скривил губы, но всё же отпил добрую половину так называемого чая двумя большими глотками. Затем, воровато оглядываясь на дверь кухни, он дополнил кружку до краёв коньяком, превратив тем самым травяной чай в настойку. Ещё раз пригубив получившуюся бурду и удовлетворённо кивнув, Юрий Михайлович отправился помогать жене болеть в непрекращающихся битвах «ЦСКА» со «Спартаком».

Ледовая битва продолжалась своим чередом, а вот желудок Бурякина, почувствовав долгую медицинскую обработку, взбеленился сам собою. Не помог даже разбавленный коньяком травяной чай. Хоккей уже подходил к концу. Во второй половине третьего периода «спартаковцам» всё же удалось захватить ворота «ЦСКА», но до полной победы противникам армейцев было как до Луны на карачках.

— Опять твои армейцы моим «спартаковцам» проходу не дают! — проворчала жена. — Хорошо, хоть не на сухую.

— В Союзе нет ещё пока команды лучше «Спартака», — улыбаясь, продекламировал Бурякин.

На самом деле ругаться с любимой женой ему вовсе не хотелось и, чтобы не начинать бессмысленную полемику, Юрий Михайлович прошёл в соседнюю комнату и взял с полки наугад поэтический сборник какого-то поэта. Открыв книгу посредине, Юрий Михайлович обратил внимание на не совсем обычное название: ЕЩЁ ОДНА БОГИНЯ. И дальше следовал текст:

Я опять покорён Голодухой!
Это, братцы, не то, что Любовь!
Даже если «с устатку», «под мухой» —
ей воистину не прекословь!
И от голода, мне уж поверьте,
взвоет самый крутой человек.
Даже страшному Ужасу Смерти
с Голодухой не справиться ввек.
И она, как девчонка, капризна,
вскормит луком меня, чудака,
и поплачет, попляшет на тризне,
на моей (но со мной!) гопака.

Бурякин в сердцах захлопнул книжицу: мол, поэты, а туда же! И так уже пупок к позвоночнику прилип, а поэт Голодуху в богини возвёл!

— Графоман приблудный! — добавил Юрий Михайлович вслух, поставил книгу на место и отправился снова к телеящику. Может, покажут что-то супер-пупер, и это «что-то» хоть немного отвлечёт от тяжких дум о хлебе насущном. По телевизору шёл очередной показ «Гоп-стоп-шоу». Участники усердно и, казалось, с подобострастием исполняли роль уникальных поваров истинно русской кухни. По приказам ведущего участники жарили котлеты и даже пекли блины! Это было уже слишком! Наглядное издевательство над человеком, соскучившимся хоть по какой-то еде.

Кто и что приготовит в поварской телестудии, Юрий Михайлович разбираться не стал. Он просто выключил телепомойку и прямым ходом прошёл в спальню, скинул халат, юркнул под одеяло и притворился спящим. Спать хотелось, но сон, как назло, куда-то исчез. Жена кончила на кухне громыхать посудой, проскользнула в ванну и вскоре тоже уделила внимание брачному ложу, стараясь укладываться тихо, чтобы не разбудить мужа.

«Откуда у неё столько грязной посуды набралось? — беззлобно подумал Юрий Михайлович. — Ведь целый час посудой гремела, оттирала и вычищала, будто накормила целый полк макаронами по-флотски, заправленными тушёнкой. Но если к тому же тушёнка не свиная, а говяжья, то блюдо получается гораздо вкуснее. Даже на целый полк! Кстати, почему тушёнка называется говяжьей, а не коровьей? Ведь она приготовлена из быков, из бурёнок, а не из…»

— Тьфу ты, — ругнулся вслух Юрий Михайлович.

— Ты что, дорогой? — сразу отозвалась жена.

— Да нет, ничего. Лезет в голову всякая… чепуха. Спи давай.

Жена послушно и умиротворённо заснула. Бурякину же сон на пустой желудок показался издевательством над организмом. Покосившись через плечо на жену и, убедившись, что она спокойненько почивает, Юрий Михайлович постарался бесшумно выбраться из-под одеяла. Попав ногами в тапочки, он ещё раз прислушался к ровному сонному дыханию жены и, стараясь ступать как можно тише, проскользнул на кухню.