Беглец

- Ты уверена, что тебе очень хочется это знать? - тихо спросил он, и я почему-то испугалась.

Вечерний ветерок путался в легкой занавеске, пытаясь пробраться в комнату сквозь открытую дверь балкона. Мы сидели в креслах возле журнального столика и пили превосходное "Амонтильядо" двадцатилетней выдержки.

- Прямо из подвалов испанского короля, - сказал Иван, разглядывая вино на свет. - Красиво, а?

- Да уж, - вздохнула я. - Слушай, ты не мог бы сотворить какой-нибудь "Данхилл"? А то "Кент" все-таки не мои сигареты.

- Изволь, - он протянул мне пачку "Данхилла".

- Ловко. А что еще ты можешь, кроме сотворения материальных ценностей, так сказать?

- Еще... - Он задумчиво почесал пальцем лоб, подбородок. - Ну-ка, встань.

Я подчинилась.

- А теперь иди ко мне на ручки.

- Это еще зачем?

- Увидишь.

Он подхватил меня на руки, и я крепко обняла его за шею.

- Теперь закрой глаза.

"Сейчас он меня поцелует", - подумала я, подглядывая сквозь ресницы.

Как будто кто-то выключил и опять включил солнце.

Я ощутила под босыми ногами прохладную шероховатую поверхность и распахнула глаза. Мы находились на крыше невероятного по высоте здания. Огромное небо голубым куполом изгибалось над сверкающим на солнце тысячами стеклянных граней городом внизу. Какой-то толстяк в костюме-тройке шарахнулся от нас в сторону.

- Что за ч-черт... - пробормотал он по-английски.

- Нью-Йорк, - сказал Иван и подвел меня за руку к остеклению. - Мы на крыше Эмпайр-стейт-билдинг. Нравится?

- Да, - вымолвила я потрясенно. - Что да, то да... Это что же, настоящий Нью-Йорк?

- А тебе бы хотелось игрушечный?

- Пятая авеню... - завороженно прошептала я, - Бродвей, Сентрал-парк...

- Вон, вон и вон, - показал он пальцем.

- Гудзон, Бруклинский мост... Чудеса!

Стоящие поодаль немногочисленные нью-йоркцы и гости города с интересом разглядывали наши босые ноги. Мне пришла в голову идея. Если все это гипноз, то не может же он в самом деле...

- Поехали вниз, - решительно сказала я. - Погуляем по городу.

Мы спустились в скоростном лифте и вышли под жаркое полуденное солнце.

- Дай мне двадцать пять центов, - потребовала я.

- Зачем тебе? - он протянул мне монету.

- Раз уж случилась такая оказия, хочу проведать подругу. Она в Нью-Йорке живет. Телефон я помню. Тысячу лет ее не видела. То-то обрадуется!

- И что ты ей скажешь?

- Скажу, что заработала случайно кучу денег и решила прошвырнуться по Америке. Купила путевку. Ты мой спутник и, возможно, даже жених. Как?

- Мне подходит.

- Только вот босиком как-то... И денег у нас нет.

Иван сделал рукой неопределенный жест, и на асфальте перед нами возникли мои босоножки и его стоптанные сандалии. Другой рукой он вытащил из кармана джинсов новенькую стодолларовую купюру.

- Пока хватит?

- А миллион долларов можешь? - искренне поинтересовалась я, обувая босоножки.

- Да хоть миллиард, - пожал он плечами. - Только зачем?

- Действительно, - хмыкнула я, входя в ближайшую телефонную будку. Зачем нам миллион долларов - солить их, что ли? Тем более миллиард...

Наташки дома не оказалось. Ее американский муж объяснил, что она уехала по делам фирмы куда-то на Запад и вернется в лучшем случае дней через пять.

Больше знакомых у меня в Нью-Йорке не было, и мы отправились просто бродить по городу.

Уже потом, опять у меня дома, мы лежали на чистых простынях, утомленные любовью (как мне было не пустить его в постель после всего происшедшего?). Моя голова покоилась на его груди, от которой шел слабый терпкий запах молодого мужского пота. В окно робко заглядывал новорожденный месяц, и мои глаза сладко слипались.

- Не смей засыпать раньше меня, - пробормотала я и погрузилась в сон.

Это были, наверное, самые яркие дни в моей пока еще недолгой и не слишком разнообразной жизни. Дни и, конечно, ночи. Любовником Иван оказался тоже совершенно удивительным. Нежным, пылким и неутомимым. Он отдавался любви весь, но и брал все. И я с готовностью и радостью это все ему отдавала.

Так прошла неделя. Половина моего оплачиваемого отпуска. А я ведь собиралась провести его в Крыму... Впрочем, в Крыму мы за это время тоже побывали. И не только в Крыму.

Я перестала задумываться, откуда он брал деньги. Просто они у него всегда были и в том количестве, которое на данный момент было необходимо. Конечно, я не оставляла - особенно в первые дни - попыток узнать о нем побольше. Но он большей частью отшучивался. Или просто молчал. Мне было хорошо с ним. Даже слишком хорошо. И только неясное ощущение тревоги время от времени закрадывалось в мою душу при взгляде в его ярко-синие пронзительные глаза.